Американский Голиаф | страница 15



Он стоял под дубом, глядя, как мелкий дождик переходит в ливень. «Трава и листья источают умопомрачительный аромат зелени. Поле меняет свой лик, природа втайне маскирует тот ужас, что распугивал птиц стонами, криками и безответными молитвами. Лишь миг звучали те жалобы. Сей миг спешит укрыться в омытой грозой памяти, сияют надгробия, точно град и проливной дождь подняли из могил хранимые в них легенды». Мило.

На глазах у Барнаби над горизонтом вырос Генерал-с-Пальчик и закрутился, точно хрупкое колесо, уворачиваясь от огня, по-прежнему распевая гимны своим костлявым слушателям.

Форт-Додж, Айова, 1 июля 1868 года

Не может быть. Страшный грохот и треск. Рвут и тащат. Переворачивают и бросают. Разделен. Расколот. Опять ты за свои штучки, Исток? Передвигаешь мебель? Имей в виду, я не согласен. Ни на минуту. Я требую воссоединения и мою долю гравитации. Мое заслуженное право на недвижимость. Это тебе не песчинка. Это я. Перемещен. Перепутан. Передвинут. Скомпрометирован. Разгневан. Тебе – каприз. Мне – унижение. И не последнее.

Объединенная Тихоокеанская, 5 июля 1868 года

После каждого тычка в свою терпеливую жену Джордж Халл стукался задницей о потолок пулмановского вагона. Поезд шел с востока на запад, а тело Джорджа скакало вверх-вниз, отказывая ему в облегчении.

Джордж прокачивал Анжеликин колодец на протяжении, наверное, пятидесяти миль и двух туннелей. Она стонала, как унылый паровозный гудок, однако с куда меньшей убедительностью. Имея опыт в делах такого рода, Джордж знал, что Анжелика принимает его марафонски старания не столько с радостью, сколько по обязанности Что неудивительно, ибо их брак никогда не был гимном страсти. В первые дни Джордж злился, потом перестал Она делала все, что могла. Он отрабатывал свое, как надежный механизм. Для создания потомства землетрясений не требуется.

Наконец, приноровившись к клацанью колес, Джордж поймал ритм, преодолел равнодушие и излился в Анжеликино лоно. Она улыбнулась и обвила его ногами, что было расценено как доля признательности. Джорджу нравилось думать, что это будет первый младенец, зачатый в пулмановском вагоне.

Дотянувшись до полотенца, он поцеловал Анжелику в губы, пожелал ей приятных снов и сполз с укрытой тяжелой занавесью верхней полки на свое уютное нижнее место. Растянувшись на койке и разнежившись после оргазма, Джордж предоставил клацанью колес умиротворять свой беспокойный дух. Он не спал один со дня свадьбы, и теперь ему это нравилось.