За три дня до этого Скольд собрал всех вольных мужчин, способных носить оружие, и увел вместе с дружиной на Перунов холм.
Духарева, как иноверца, не пригласили, чем он был, честно говоря, огорчен. Перуновы игры почитались тайными, сокрытыми от женщин и чужих. Вообще по старине полагалось, что каждый род творит их самостоятельно от прочих. Но в последнее время эта традиция претерпела изменения. Хотя бы потому, что первый воин Торжка и, следовательно, первый Перунов жрец был пришлым варягом, а не коренным кривичем. По Перуновой Правде любой мог оспорить право Скольда, скрестив с варягом оружие пред его, Перуна, идолом. Кровь проигравшего считалась жертвенной, но ни один из торжковских исконных родовичей, даже совсем глупый и самонадеянный, не был самонадеян и глуп настолько, чтобы не знать совершенно точно, чьей именно кровью вымажут после поединка усы и губы идола. Только среди Скольдовых гридней были достойные противники княжьему наместнику. Но гридень никогда не пойдет против «батьки».
В общем, пришлый варяг Скольд успешно насаждал принятую на юге традицию: за несколько дней до Дажьбоговых празднеств устраивал для будущего возможного ополчения военные сборы. Поселяне-кривичи относились к этому «новшеству» с большим неодобрением, поскольку предпочли бы вместо этого работать на своих полях. Вероятность же нападения врагов в полоцком княжестве была существенно ниже, чем на киевских землях, где до Великого Поля – рукой подать. Но «район» здешний был «промышленный», а не сельскохозяйственный, и Скольд мог не прислушиваться к недовольному ворчанию огнищан.
Зато к нему прислушивался Духарев и поэтому был неплохо осведомлен о том, что происходит на «тайных Перуновых Играх». Однако ж пойти к наместнику и попросить разрешения присоединиться к местным «партизанам»[5] не рискнул. Потому что именно этого требовал волох на княжьем суде. А Скольд вполне мог внять просьбе христианина и взять его с собой… вместо одного из пяти рабов, которых назначили в жертву языческому богу. К роли же великомученика Духарев пока не считал себя готовым.
Перьевой поплавок заплясал, и Серега проворно подсек и вытащил из воды рыбешку с мизинец длиной.
Мыш издевательски захихикал.
Серега отцепил малька и выкинул обратно.
– Это не рыбалка, а позор один, – сказал он. – Пошли лучше туда! – Он махнул в сторону рощи.
– Иди, – отозвался Мыш. И добавил завистливо: – Тебе можно! Тебе Сладка ничего не сделает. А мне за еллински забавы голову оторвет.
