Чего ты искала?
Супружества?
Так вот оно что! Хотела завести дом и счастливую семью? Чтобы наконец походить в бигудях, намазанной кремом? Не уверен, что Фреду нужно это.
Мне двадцать девять лет, и моложе я не становлюсь. Вокруг меня мальчики-выпускники, перебирая кривыми ногами, ползут по Лестнице Успеха. Дотти Вассерман, Дотти Вассерман, ну что я могу тебе сказать? Думаешь, я был слишком резок? Но ты-то сама, ты посмела сказать мне все в лицо?
Мы с тобой замечательно проводили время. И могли бы проводить его и дальше. Это – замечательная возможность начать все уже почеловечески. В свой узкий мирок тебе меня не втиснуть. Решай сама, Дотти Вассерман.
С самыми искренними воспоминаниями о былом, Ф.
P. S. Это твой последний шанс.
Через две недели я получил стодолларовую купюру.
Еще через неделю я нашел у себя на пороге тщательно упакованный кожаный альбом, изготовленный вручную в Италии, и проектор с коробкой слайдов, на которых были запечатлены достопримечательности Европы и Северной Африки.
А потом – и вовсе ничего.
Время, что насмеялось над нами
Перевод В. Пророковой
На самой верхней ступеньки дома 1434 – не кто иной, как Эдди Тейтельбаум, заросший темной щетиной парень с командирскими замашками и дурными манерами. Он ковыряется во рту зубочисткой. Чистит ваткой ухо. Хлюпает носом, харкает и глотает мокроту – он вечно простужен. Но ему плевать. Не о телесном: он пока что только по колено в человеческой жестокости; он смирился с отцовским Иаковом в шерсти – Ициком Халбфунтом; он стерпелся со своим житьем на этой зашитой в кирпич – чистый Утрилло[13] – улочке, тянущейся с востока на запад, пара тысяч крутых ступеней под палящим солнцем. На каждой ступени, возможно, стоит некто ему знакомый. До поры до времени – никаких имен.
А теперь взгляните на детишек, которые в ту пору крутились у него под ногами. Они так и проводили время – собирались в каменном ущелье погалдеть около этой мрачной личности. Иногда он рисовал длинную извилистую черту, по которой они ходили взад-вперед по улице – до угла и назад, к дому 1434.
В пасмурные дни он делал им из ершиков для трубок слонов, собак, кроликов и длиннохвостых мышей.
– Точно так же можно сделать ершик – задницу прочищать, – шутил он, чем окончательно настроил всех матерей против себя. Ну да, он, бедняга, был тот еще грязнуля, пахал и по субботам, и по воскресеньям, и летом, и в праздники в отцовском зоомагазине – туда профсоюзам не дотянуться. Так-то он был прижимист, но на жвачку для ребятни не скупился – говорил, она укрепляет челюсти. Насчет зубов он не волновался: ему нравились вставные – как и вообще всяческие протезы.
