Не помню, кто подарил мне в день рождения малюсенькую детскую чашечку с блюдечком белого цвета, с голубыми незабудками. Чашка была мне очень дорога. Мне хотелось играть в чаепитие с утра до ночи. Из чашки было вкусно пить даже простую воду! Когда мой живот раздувался от воды и я не могла уже ничего пить, игра все равно продолжалась. Скорее всего, чашка мне нравилась из-за цветов. Незабудки надолго стали для меня символом какой-то трепетной любви.
Наверно кто-то захочет спросить: что за тема «Чашка с незабудками»? Может быть, кому-то станет жаль слишком восторженного ребенка, потому что, по законам жанра, чашка должна разбиться.
Все случилось, как всегда бывает в жизни или пьесе – чашка разбилась. Мне казалось, что горю не будет конца. Но детские слезы недолгие – они быстро высыхают. Все постепенно забылось бы, но у этой истории оказалось продолжение, которое, собственно, и заставляет меня вспоминать ту злосчастную чашку. Все дело было в моей сестре.
Однажды вечером Лариса мыла посуду и в руки ей попалось блюдечко от моей чашки. Я стояла рядом. Все было тихо и спокойно. И вдруг сестра ни с того ни с сего бросила в пустое помойное ведро блюдце с незабудками, которое разлетелось на мелкие кусочки.
«Зачем блюдце, если нет чашки?», – спросила она. А действительно, зачем?
Дом был поделен на две половины. В нашей жила публика, условно говоря, приличная. Соседями за стеной, у которой стояла моя кроватка, а позже – наш с Ларкой диван, была семья старухи Юнихи. С бабкой я ладила. Она была вечно ругающейся матом маленькой, беззубой старушкой в белом платочке, с зажженной «Беломориной» во рту. При всем при этом Юниха была очень доброй и хорошо относилась ко мне, ласково называя меня Седенькой, видимо из-за моих белокурых волос.
Любимыми занятиями бабки были игра в карты на замусоленные рубли во дворе, у сараев, где постоянно собирались «петушатники», а так же вычесывание гнид из своей головы с помощью полукруглой гребенки, сидя на той же скамейке. Больше ни в каком криминале она замечена не была.
Ее дочь – тоже матершинница – Вера, курившая, как и бабка с утра и до вечера, но только папиросы «Север», была замужем за шофером Николаем, довольно тихим и миролюбивым существом, пока не напивался. Тетка Вера особо запомнилась тем, что, волнуясь, начинала запинаться, и мат у нее получался какой-то затейливый. Еще она иногда надевала шубу из меха кротов, которой очень дорожила. Таких шуб я никогда больше ни у кого не видела. Мне сначала было не понятно, из чего она сшита.
