Но эта история ещё не началась. Пока – вот он! Стоит перед Соломоном Исцаховичем, погорелец. Культяпками трясёт, доказывает, что вчера грамма в рот не брал. Чёрт подстроил. Искра сама из движка в таз с бензином ударила. Магнитные силы! Вот пожар и случился. Тушил голыми руками. В огонь лез. Прости, Салом Цахович!
Старый еврей, что-то решив для себя, приободрился.
– Геройствовал, говоришь, да? Руки пожёг? Ну, тогда пиши бумагу объяснительную, что и как у тебя там случилось, и как ты потом спасал бесценный шедевр революционного искусства.
– Какой шедевр, Салом Цахович? Никакого шедевра там не было, ленты одни сгорели, и всё. А за шедевр я не отвечаю. Я за него не расписывался, – ещё не понимая, куда клонит мудрый еврей, сопротивляется виноватый погорелец. – Как же я писать буду, когда у меня руки бинтами заняты? Вот они!
– Н-да! – Соломон Исцахович осторожно отвёл от лица белые спелёнатые кисти рук. – Придётся мне за тебя оправдываться. Вот сейчас напишу от твоего имени бумагу, прочту тебе. А что в ней будет написано, ты хорошенько запомни и всё повторяй из слова в слово, когда с тебя спрашивать начнут за материальный и другой ущерб государству. Понял? Всё, как есть в бумаге этой, говори, не путайся, и своё не прибавляй. Я тебя, недоучку, попробую вытащить. Уяснил? Заруби на носу всё, что будет в бумаге!
До унылого погорельца потихоньку стало доходить, куда клонит мудрый Соломон. Почувствовав спасительную соломку, попытался за неё ухватиться зубами.
– Салом Цахович, я, как верный сын трудового народа, рискуя здоровьем и жизнью, спасал наше общественное имущество, которое принадлежит партии, от стихийного огня. Только советские способны с песней идти в огонь и воду…
– Ну, ладно, ладно! Сам читал в газетах. Если вы с мотористом не пили, то, как же тогда сумели поджечь кинобудку? – добряк Соломон Исцахович ребром поставил интересный вопрос. – Признайся, как? Я всё равно про это писать в объяснительной записке не буду.
– Ну, что говорить. Салом Цахович? Виноват я. Если б не семейные обстоятельства, сам в прокуратуру к Борзому пошёл.
– А что за обстоятельства? Расскажи.
– Жена у меня теперь, Салом Цахович.
– Так и у меня жена. Что ж тут такого?
– Э-э. Салом Цахович! У вас жена старая, а у меня молодая. Не обвыклась ещё. Из тюрьмы ждать не согласится.
– Дa уж. Наверное… Почему бензин в тазу загорелся, а? – выправил Соломон стремящийся уйти в сторону разговор.
– А чёрт его знает, почему! Серёга спичку затушил – ничего. Только дымок из пузырьков пошёл. А я попробовал, так сразу в глаза и пыхнуло. Таз затушили, а лицо до сих пор горит. И руки вот… Страх, как горячо было!
