Любовь и хоббиты | страница 69
– А то! – меня раздувало от гордости, штаны трещали, хотелось приврать, приукрасить. – Бабища в одиночку поймала викинга, протащила через лес, меня схапала, жениться собиралась…
– Ты что, отказался? Я****ю!!!
– Не готов к обязательствам…
– Серьезная, надо встретиться. Устроишь? – Главбух уставился в одну точку, подсчитывая плюсы и минусы от появления в кабаке такой чудной работницы. – Надеюсь, она не носит эти развратные накладные ресницы и не выщипывает брови? У меня солидное заведение, кабак, а не р*********й водевиль…
– Ее бровями… – я провел пальцем по собственным и показал на веник, – ее бровями можно улицу мести, а ресницы на пиру сгорели, когда она, танцуя, в камин упала.
– Отличная баба. Мужик! – похвалил он и плеснул в обе кружки. – За счет заведения.
Назвать самку мужиком у гномов считается лучшим комплиментом.
– Может, хватит? – усомнился я.
– За женщин! – Главбух встал и выпил. – О**ц!
Помню, как орали романс о страсти в угольной шахте, а потом – черный провал…
Открываю глаза, вижу бабулину дверь. Долго и внимательно смотрели мы друг на друга – я на дверь, а дверь на меня, и дверь улыбалась. Я спросил ее, будет ли бабушка любить внука гнома, и дверь ответила, что, конечно же, будет, ведь бабушке все равно, как выглядит внук, главное, чтобы шарфик носил.
Я поверил и упал на нее, да так сильно, что сорвало петли и косяк покривился. На шум прибежала Билльбунда в ночной рубашке и стала бросаться табуретками.
– Убирайся, гном! Убирайся, гном! – вопила она.
Скоро я услышал и бабушкин голос. Голос ругался и охал, охал и ругался, а сестра дубасила веником по моей башке и орала:
– Вот придет Боббер, он тебе задаст!
– Я пришел! – отвечал я, но она не верила.
Набежали соседи, связали, облили из ведра помоями и бросили меня в уличный контейнер отдела утилизации.
Помню, лежу среди мусора, ноги наружу, голова в самой гуще, раскалывается, вонь кругом, как на кухне, а наверху острый ломтик луны и звезды, которым все фиолетово-фиолетово…
9. О чем думают гномы
Через пару часов приехали домовые-мусорщики, разбудили и развязали меня. Стрихнин, горячо любимый дядей Долбусом, беспощадно бил по шарам и внушал разные сентиментальные мысли. Под его воздействием я надеялся, что хмыри в униформе отдела утилизации с вечно поджатыми губами и седыми кудряшками, свисающими из-под шапок-ушанок, захотят поговорить со мной о жизни, вселенной и вообще, поделятся сокровенным, помогут советом, и мы порыдаем вместе над несовершенством мира за столиком «Под колпаком»… Но брауни оказались до того грубы и высокомерны, что по сравнению с ними любой бесчувственный орк выглядел эталоном заботы и добродетели. И я свалил, как они просили.