Поколение дороги | страница 3



Hичем еще не блеснул, ни казармы "Монкада" не штурмовал, ни дворец "Ла Монеда".

Hо зато все еще не высказал своего отношения к альтернативному использованию главных городских стадионов, ограничился - на первое время сортирами. Был, кстати, еще один мировой лидер, Великий Вождь и Светоч Идей Чучхе, уделявший большое внимание отхожим местам. Так, например, отгрохал он в столице общественный туалет на десять тысяч - в самом прямом смысле - посадочных мест, согласно "Гиннесу" - самый большой в мире. Вот тут-то и возникает дилемма: то ли стоит всех членов бандформирований вывезти на самолетах "Аэрофлота" прямиком в Пхеньян - в порядке братской взаимопомощи (тоже решение, особенно если принимать в расчет безопасность российской авиации). Или же отгрохать нечто подобное в местах наиболее вероятного появления вооруженных лиц кавказской национальности по всей стране, как предусмотрительно строили доты в Албании и, в первую очередь, неподалеку от Кремля...

Впрочем, это я по злобе. Г-н президент продолжает оставаться темной лошадкой, или, точнее, ибикусом. После непривычного для России вакуума власти, на эдаком безрыбье - рак не только свистнет, но и, оправив чешую, запоет. И под эти мелодичные звуки лошадка сама пойдет надевать сбрую, шоры и прочие причиндалы.

Правда, могут, по запарке, и ржать запретить. А ведь единственное реальное достижение последнего десятилетия - это свобода слова...

Мне кажется, что основное литературное событие последнего времени заключается в том, что, наряду с писателями, продолжающими традиции российской словесности, появились прекрасные и необычные творения, в целом не свойственные корневой, исконной традиции и, тем самым, закладывающие базу для создания новой школы, более близкой к стволу западной культуры. Литература диверсифицировалась, оторвалась от навязанных ей и опостылевших объектов и целей и обратилась, почти массово, к феномену власти. Власть ключевое слово для понимания нынешней российской ситуации не только политической, но и литературной.

Двести лет российская словесность изучала человека - маленького, среднего, интеллигентного или, вообще, недотыкомку серую. Условия его существования казались изначально заданными - будь то пасторальные березки, уютные профессорские кабинеты или фабричные бараки. От чрезмерно приближенного к объекту изучения глаза ускользало место действия, всегда под копытами того или иного имперского монумента. Когда же наконец позволили поднять глаза к небу, то увидели - не солнце, не маму, не себя и даже не Бога - покрытое патиной и ракушками днище государственного Левиафана. Это чудо-юдо успешно заменяло и заменило собой все и Солнце, и маму, и Бога, и зеркало.