Я напряг всю свою память. Когда это было — 21.05? Ну-ну, так оно и есть, 21-е — вторник, 22-е — получается, среда. В среду, 22 мая, и убили Абалкина… А что делал в это время Толенков? Правильно, был на даче, сажал картошку. А как он мог попасть на дачу, если его машина была в ремонте?
Я задумался. Смутное беспокойство шевелилось во мне, как мышь в подполе. Наверное, мои домыслы ничего не стоят — на дачу можно отправиться и на электричке. Но неужели драгоценная картошка не может подождать и двух дней, пока машина не вернется из ремонта?
Узнать месторасположение деревни, где находится дача Толенкова, оказалось пустяковым делом — я наврал Божко, что Слава Бешеный мне срочно нужен, а в городе его нет, а потом сделал вид, что ехать раздумал.
А сам поехал.
Зачем я приперся в такую глухомань — даже я сам не понимал. Наверное, не давало покоя царапающее ощущение чужой лжи. Дом, стоящий над заросшим кувшинками прудом, с садом и зеленым забором, как описывал мне Божко, я нашел быстро.
Оставив такси поодаль, за пригорком, я прошелся пешком по деревне, стараясь не попадаться на глаза местным жителям. Вот и дом. Вот огород около дома, кусты смородины, клубника, малина — на даче Толенкова никакая картошка не росла!
Конечно, это ровным счетом ничего не значило. Абсолютно ничего не значило — кроме того, что алиби Славки украсилось маленьким вопросиком. Очень маленьким вопросиком, просто микроскопическим. Но само алиби никто не мог опровергнуть. Кроме, естественно, самого Толенкова.
Мы с Кэтрин становились все ближе друг другу. Нам было вместе хорошо, и мы встречались почти каждый день, то в каком-нибудь уютном кафе, то у меня дома, и иногда с трудом расставались под утро.
Когда Кэтрин приходила в мою квартиру, Норд, радостно повизгивая, выбегал ей навстречу и ластился, стараясь облизать широким шершавым языком все лицо. Я, в свою очередь, старался не отставать от него. Я тоже выбегал ей навстречу, и если бы у меня имелся хвост, то наверняка опередил бы Норда по частоте вращения этой частью тела. И конечно же я был бы тоже не прочь облизать Кэтрин все лицо, если бы она мне это позволила. Но в любом случае я не стал бы скрести задними лапами ковер и припадать на передние, призывая Кэтрин поиграть. И естественно, я ни за что не стал бы грызть ее туфли на остром каблуке — не тот у меня характер, не тот…
Откладывая от встречи к встрече, я все порывался в минуты откровенности рассказать ей о своем разговоре с Савоськиным, но что-то мне как будто все время мешало. Не хотелось вносить в наши отношения нотку подозрительности.
