Два концерта! Десять тысяч долларов! Грабители! Ну слава богу, что всё кончилось. Через неделю — отъезд.
С Мари я всё же решил перед отъездом повидаться. Послал к ней Роберта. Обычно она его слушает, а тут он её еле уломал.
Виделись мы всего несколько минут. В её обеденный перерыв, в машине моей, Мари бледная, печальная, одета в чёрный халатик, руки в чернилах,
— Не отъезжай далеко, Юл! — говорит. — Мне к часу на месте надо быть.
— Понимаешь, Мари, — говорю. — Я завтра уезжаю за океан в турне…
Уж до чего была бледной, а ещё бледней стала.
— Ты пойми…
Закрыла глаза. Я сначала думал, не обморок ли. А она говорит тихо-тихо:
— Я понимаю, Юл! Неужели ты думаешь, что я ничего не понимаю? Я давно жду, когда ты скажешь, что всё кончено…
— Да нет! — перебиваю. — Я ведь скоро вернусь. Но ты понимаешь, что значит турне за океан? Ведь это такая слава! Это, если пройдёт успешно, это… Я буду первым, впереди Пресли! Впереди всех их… Я..
— Да, конечно, конечно, Юл. Ещё слава! Ещё деньги! Ещё виллы! Ещё тысячи этих несчастных дур, которым вы все морочите головы!
— Тише, не кричи, — говорю.
— А почему мне не кричать? — Глаза сверкают, губы белые, щёки горят, вот такой она тогда с Максом была, когда меня защищала. — Почему не кричать? Ты кричишь, когда тебе больно? А почему я не могу? Неужели ты не понимаешь, что все эти клубы, все эти сумасшедшие с их уродским обожанием не стоят сотой доли моей любви? Юл, когда ты стал таким? Почему я всё проглядела? Ну конечно, я была слепа! Слепа, как все твои фаны! Они видят в тебе то, чего нет. И я вижу лишь то, что давно-давно ушло… — И заплакала.
Я объясняю, что это очень важная поездка, что скоро вернусь, и потом… А что лотом? Что я ей могу обещать? Бормочу что-то. В общем, плохо мы простились — я даже испугался. Мари перестала плакать, причесала волосы, сидит спокойная, холодная. Когда я подвёз её к заводу, вышла, кивнула мне головой, как чужому, и не спеша пошла к проходной.
Я её такой ещё не видел. Что она задумала? Надо послать к ней Роберта,
На следующий день я улетел за океан. Даже если я проживу сто лет, мне никогда не забыть, как меня там встречали! Этот старый Том — тамошний Лукас — может сто очков вперёд дать господину Бенксу. Вот это была реклама!
Не успел теплоход подойти к берегу, как на его палубу опустился вертолёт и меня на этом вертолёте перенесли в какую-то загородную виллу! Потом только я узнал: во всех газетах было написано, что гангстеры хотели меня похитить и вернуть за выкуп в пять миллионов долларов. Гангстеров, конечно, старый Том придумал. Вот это реклама! Вечером он прокатил меня по Нью-Йорку в машине. Какой город! Какие дома! Сколько огней! И всюду огромные светящиеся буквы: «Юл Морено — Сын моря — величайший певец века. Тираж пластинок 10000000». И моя физиономия. Словом, они тут такую деятельность развили, что билеты на все мои концерты давно проданы и сама фирма, скупившая через подставных лиц половину, начала продавать билеты по тройной цене.
