Через миг я торопливо, на ощупь развязывала тугие узлы, разминала затёкшие мышцы, чувствуя и абсолютно сумасшедшую радость от того, что он пошел за мной, и тёмный, почти животный страх: этот мир может разлучить нас.
Доро тихо зашипел от боли, когда сильно надавила на предплечье, а я внезапно вспомнила:
осколки и воспоминания…
Ночь. Между часом быка и часом волка. Уличные огни бродят отсветами теней по комнате. Там не темно – просто не надо света.
– Мифа, ты что?… Чего замерла? – вернул меня из воспоминаний голос Доро.
осколки и воспоминания…
Висячие кафе Сериама… и небо плавится в малиновых прощальных лучах светила.
Лифтовая платформа неторопливо и бесшумно поднимает в небо. К тем, кто ждёт, кто не бросил…
– Мифа… Мифа… – всё ещё шептал, растворяясь в туманном мерцании, морок, – Миифааа…
Воздух теперь не мерцал – дерево окутал плотный паутинный кокон, тонкие, как леска, паутинные нити были туго натянуты между нами – и жадно напитывались радужными цветами, в которые их раскрашивали мои воспоминания.
Беспомощная, обессиленная, я могла лишь наблюдать за разноцветной игрой воспоминаний, чувствуя, как опустошается память, как всё более бессвязными становятся мысли, холодеет от ужаса сердце. Зачем Хозяину здешнего Мира моя память, моя самость? И что будет со мной, когда последнее воспоминание покинет меня? Умру? Или стану вечной скиталицей местных дорог, пока случайно не набреду на прокол, ведущий в мой неласковый мир? И буду скитаться в нём, безумная, не помнящая ни кто я, ни что… может так и легче? Ведь, забывается не только хорошее, но и плохое? Я забуду всю боль и ненависть, всю горечь разлук и не свершившихся надежд… Что ж, хоть какое-то утешение.
осколки и воспоминания
– Чего бы я ни отдал, чтобы ты отказалась от своей затеи, Мифа…
– Не надо, не порть настроение.
– Ты собираешься не настроение испортить, ты собираешься сломать две жизни. И свою, и мою. Ещё и брата.
Доро, Доро… о тебе ли будет моё последнее воспоминание? Кокон уже больше чем наполовину окрасился разноцветным сиянием, и мне с трудом удавалось держать глаза открытыми. Казалось, что если позволю побороть свою волю сну, то уже не проснусь. И сил бороться не было… веки почти сомкнулись, когда небо надо мной перечеркнула чёрная трещина – крестом. Края разошлись рваной бумагой и оттуда вырвался ветер – колючий и холодный, обжегший лицо ворохом ледяных крупинок. Там была почти ночь, но было ясно видно, как при свете сильного прожектора, скалистый уступ, под которым стояли четверо. И один из них – Доро – смотрел мне в лицо.
