Умывшись и ополоснув уставшие ноги, пошла дальше, босой, решив не обуваться – может так ноги будут меньше уставать.
Пожалуй, можно не искать воду – из речки или родника я пить не рискну. Память – единственное, что связывает меня с моим миром, и я хочу вернуться. А озеро или болото должны бы выделяться, во всяком случае, на моей родине они выделялись: растительностью, запахом, специфическими звуками водных обитателей.
Ближе к вечеру набрала небольших камней, и принялась швырять в чёрных птиц, сообразив, что они весь день следуют за мной, шныряя по кустам. К тому же это здорово помогало отвлечься от чувства голода и жажды. А вскоре, после того, как подбила одну, стало совсем весело. Сначала они сбились в стаю, вокруг раненой, словно совещаясь, а потом разлетелись и начали нападать на меня, норовя подобраться со спины. Пришлось выломать крепкий дрын из сухостоя, и пару раз хорошенько огреть обнаглевших птиц. Глаз на затылке, конечно, нет, но со слухом всё в порядке: звук рассекающих воздух крыльев выдавал моих неожиданных противников с головой. После того, как двое из стаи заскакали по асфальту, волоча крылья, остальные с визгливыми криками улетели на восток, туда, куда уходила дорога. Интересно, что бы это могло значить…
На ночлег в этот раз устроилась, когда уже почти совсем стемнело, зная, что не усну, если не вымотаюсь до предела. Не разжигая костра, установила палатку и тщательно застегнула за собой клапан, втащив внутрь и рюкзак, чего прошлый раз не делала. Будем надеяться, что если тут и обитают лже-тролли, то с застёжкой им не совладать…
Палатку заливал зеленоватый свет, не смотря на то, что сшита она была из материала оранжевого цвета. Я проснулась так, словно меня кто-то позвал по имени. Совсем рядом. За тонкой матерчатой стенкой…
С минуту смотрела в близкий потолок палатки, приходя в себя и прислушиваясь: тихо как, только сверчки скрипят, или какие другие насекомые. Что же меня разбудило? Вот, опять… нет, вроде бы, послышалось.
Наверное, полежав немного, невзирая на таинственный зеленоватый свет, я всё-таки заснула бы. Но совсем рядом, совершенно отчётливо, меня опять позвали по имени:
– Мифа!
Я не очень-то люблю своё имя, как и писателя, благодаря которому меня нарекли. Но… но этот голос… Я не могла не откликнуться.
Он сидел прямо на земле – в высокой траве, в нескольких метрах от палатки, и казался таким же призрачным, как свет зеленовато-желтой луны, огромной головой плесневелого сыра выкатившейся из-за горизонта. Он ждал, неподвижно и молча, ждал. А я, я стояла и смотрела на него, понимая, что этого не может быть, что его здесь не может быть. Может быть: я сплю?..
