Музыка на Титанике | страница 22
вот Ваша последняя (очень надеюсь) пьеса,
вот смысл нашей жизни, вот счастье, вот небеса.
«Где-то совсем под рукой… помню, там были слова…»
Где-то совсем под рукой… помню, там были слова:
тб-та-та-тб-та-та-тб-ветер-хотел-уезжать,
тб-та-та-тб-та-та-тб-не-соглашалась-трава —
путаясь сразу во всём: числах, родах, падежах.
Дальше – уже о другом, или о том же ещё,
или ещё не о том, или уже не о том —
всей нашей жизни насчёт: я её поднял на щит,
ну и… не знал, как мне быть с этим тяжёлым щитом.
Тб-та-та-тб-та-та-тб – дальше был просто пробел:
сколько я прубыл и где – всё это даже не суть,
всё это ветер забыл: помнил, не помнил – забыл
про опустевшую сеть, про моё не обессудь,
про по чужим небесам, про по чужим адресам,
про по лугам, по лесам…
Где-то совсем под рукой
был ведь листочек с такой длинной-предлинной строкой!
Может, и не записал. Может, и не написал.
«За любой случайный адрес…»
За любой случайный адрес,
за любой случайный образ,
за початый леденец
(буря-мглою-небо-кроет —
появился-астероид —
вот-и-сказочке-конец) —
уцепись
…и полетели,
где качались тихо ели,
знать бы, кто они такие,
извиняюсь, времири…
от токая до текилы,
от текилы до зари.
Знать бы, что они за фрукты,
за субъекты, за конструкты —
знать бы, что у них внутри!
Но, конечно, не удастся
изловить их у дверей…
не удастся разрыдаться,
не удастся проводить их,
этих лёгких, этих диких,
этих ветхих времирей!
День пока ещё ершится,
но за что ни уцепись,
вырывается вещица,
и сдаётся временщица —
жизнь, как ты ни торопись…
и невнятна ско-ро-пись.
За морями, за лесами,
под чужими небесами
мы писали, кончен труд —
мы писали, мы писали,
наши пальчики устали,
скоро пальчики замрут.
«Ясное дело, я тоже могу по-другому…»
Ясное дело, я тоже могу по-другому:
всякую мысль приструню наконец и – сумею:
буду привязывать строчку к воздушному змею,
к детскому шуму привязывать, к птичьему гаму…
ясное дело, я тоже могу по-другому.
Буду привязывать старую, значит, лошадку
к шпилю собора, и самую свежую шутку —
значит, к решётке…
А после, со всем этим справясь,
я и для сердца найду подходящую привязь —
крепкую прихоть какую… такую-сякую,
стану служить, говоря: я служу и ликую.
Все-то мы живы верёвочкой, лентой, цепочкой,
все-то мы славим и славим свою несвободу,
все распеваем ручными сверчками за печкой —
вот изменюсь, значит, в корне и тоже так буду
или не буду… опять не явившись к обеду.
Дело напрасное – умничать, нервничать, дуться:
если мы дети, так пусть уж и мир распадётся,
как пирамидка, на праздные плоские диски,
Книги, похожие на Музыка на Титанике