,
[9] мне
отлить надо, понимаешь? Я человек, не машина какая-нибудь! — Отчаянным усилием он ухитрился встать на колени и стоял так в грязи, покачиваясь. — Это что, тоже
ойбр? А? Отлично! Вот и убей меня за это! Я так не могу!
Долгое мгновение человек и инопланетянин молча взирали друг на друга. Рамон, утомленный вспышкой гнева, жадно глотал воздух. Маннек внимательно смотрел на него, подергивая хоботом.
— Ты обладаешь ретехуу?
— Откуда мне, черт подери, знать? — прохрипел Рамон пересохшим горлом. — Что это, твою мать, такое? — Он как мог выпрямился и свирепо уставился на инопланетянина.
— Ты обладаешь ретехуу, — повторил инопланетянин, только на сей раз это прозвучало не вопросом, а утверждением. Он сделал быстрый шаг вперед, и Рамон дернулся, вдруг испугавшись того, что его мольбы о смерти сейчас и удовлетворят. Однако вместо этого Маннек освободил его.
Поначалу он совершенно не чувствовал ни рук, ни ног, словно вместо них торчали сухие деревяшки. Чувства возвращались постепенно, и не самые приятные: руки и ноги жгло как от мороза. Рамон стоически терпел боль, не издавая ни звука, но Маннек, должно быть, заметил и правильно интерпретировал внезапную бледность его кожи, поскольку наклонился и принялся массировать Рамону конечности. Рамон поежился от его прикосновений: снова припомнилась змеиная кожа, сухая, жесткая, теплая. Однако пальцы инопланетянина оказались неожиданно осторожными и ловкими; к затекшим мышцам постепенно возвращалась жизнь, и Рамон обнаружил, что физический контакт с инопланетянином вызывает у него меньше отвращения, чем он предполагал. В конце концов, это унимало боль — спасибо и на том.
— У твоих конечностей неэффективно расположенные сочленения, — заметил Маннек. — Мне бы такая поза не доставила неудобства. — Он завернул руки за спину, потом — под неестественным углом вперед, наглядно иллюстрируя свои слова. Закрыв глаза, Рамон почти мог бы поверить в то, что слушает обычного человека. Маннек говорил по-испански гораздо свободнее того инопланетянина в яме, да и голос его куда меньше напоминал машинную речь. Впрочем, открой Рамон после этого глаза — он снова увидел бы в нескольких дюймах от себя это жуткое неземное лицо, и его, возможно, снова стошнило бы, и уж в любом случае ему пришлось бы заново свыкаться с тем фактом, что он беседует с чудищем.
— Теперь вставай, — сказал Маннек. Он помог Рамону подняться и придерживал его, пока тот, морщась и хромая, прошелся полукругом по поляне, разминая ноги — со стороны это, должно быть, напоминало какой-то дикий ритуальный танец. В конце концов он смог-таки стоять без посторонней помощи, хотя ноги ныли и подкашивались от напряжения.
