Несколько дней подряд Мур колесил по окрестным деревням и поселкам, внося смуту в умы далеких от городской жизни селян посланиями некой загадочной ВАБС. Поскольку тексты листовок были крайне примитивными, а содержание касалось животрепещущей темы о росте дороговизны и налоговом бремени, Мур полагал, что и здесь они должны найти отклик. Скрытность действий «осы» невольно обеспечивали сами жители, сбегавшиеся поглазеть не столько на заезжего чиновника, сколько на его машину.
Однако пришло время, когда все листовки кончились — кончилась и активная деятельность агента, призванного заставить власти заниматься внутренними проблемами, связанными с внедрением в общество «осы». Так планировал Вульф. На это рассчитывал Мур. Но на деле абсолютно ничего не происходило! Молчание прессы, так радовавшее Мура в начале деятельности, теперь вызывало чувство собственного бессилия, а убийство майора — пусть и отъявленного мерзавца — представлялось ничем не обоснованным актом насилия.
К кажущейся бессмысленности пребывания в чуждом для него мире добавились еще мучительные угрызения совести. И дело касалось даже не того, что вся его миссия потерпела жесточайший крах: Мур страдал от того, что впервые убил подобное себе живое существо. Если бы это случилось на поле боя, в пылу сражения, то не представлялось бы ему настолько страшным. Мур старался внушить себе, что и здесь он воин, направленный в глубокий тыл врага, ежесекундно рискующий погибнуть, но вид мирного города, а главное, отсутствие противодействия, лишали его собранности и искажали реальность.
Неожиданно его стало терзать одиночество. Он прекрасно понимал, что успешная деятельность «осы» как раз и заключается в том, что лазутчику приходится рассчитывать только на себя. Это, конечно, усугубляло трудности, но зато и исключало предательство. Однако с каждым днем становилось все труднее и труднее преодолевать жажду общения с единомышленниками, с товарищами по общему делу. Неудержимо хотелось просто поговорить с кем-нибудь по душам.
Внезапно Мур понял, что душевный кризис, охвативший его, в сущности не что иное, как искус: одолеешь себя — выживешь, а иначе… С его глаз словно спала пелена: скорее всего, враги и рассчитывали на подобную реакцию — сорвется, мол, и сам себя выдаст. А вдруг и теперь уже слишком поздно? Мур задумался, что же помогло ему преодолеть психический ступор? И понял: это было острое чувство опасности!
Он вспомнил, как инструктор-психолог делал особый упор на обострение «шестого чувства» в условиях повышенной опасности. Он приводил много примеров, свидетельствовавших о чудесах интуиции, делавших неуловимыми тех людей, за кем охотилась полиция всех континентов. Он указывал, что только интуиция спасает слабых существ животного мира от гибели в когтях более сильных хищников. Он призывал прислушиваться к внутреннему голосу, основой которого как раз и является животный страх перед физическим уничтожением.
