Особо злые языки говорили, что граф ее любовник. Тут уже смеялась сама Шурочка. Как можно! Ведь он такой старый! Странно, она не думала о нем, как о старике, когда, к примеру, гуляла с ним по парку. Рука, о которую она опиралась, была тверда, взгляд – острый, улыбка – молодая. Но стоило подумать о нем как о любовнике, как на ум сразу же приходила мысль: «Как можно? Ведь он уже старик!» Да граф и не пытался за ней ухаживать. Лобзание ее ручки было не в счет, она относила это на счет его безупречных манер.
Ланин много рассказывал ей о Петербурге, где она никогда не была, о дворе императора Николая Первого, о жизни высшего света и его пустоте при кажущемся внешнем блеске. И Шурочка тоже научилась относиться к Петербургу, как к парадным комнатам, которые остаются только проходными, несмотря на всю свою роскошь и великолепие. Жить в них постоянно ей не хотелось, но блистать там время от времени она мечтала страстно.
Больше всего ей нравилось слушать о Париже. А также о солнечной Италии – источнике вдохновения всех живописцев, о загадочном Востоке. Граф, казалось, побывал везде. Искал ли он там следы своего камня, историю которого хотел знать от начала и до конца, или же просто был страстным путешественником? Но, похоже, было, что длительное пребывание в одном месте утомляет его, равно как и светская жизнь Северной столицы. Он был замечательным рассказчиком, и Шурочка слушала его с упоением. Они были знакомы чуть больше недели, но ей уже казалось, что она знала его всегда. Постепенно она к нему привыкала и перестала бояться.
Иногда она и сама думала: «Кто он мне?» На ум приходило слово «друг». Но разве может быть дружба между мужчиной, который везде побывал и многое испытал, вдовцом, и наивной семнадцатилетней провинциалкой? Но, видимо, графу с ней было интересно. «Да, он мой друг, – думала Шурочка. – У меня два верных друга, он и Жюли. Обоим я могу довериться полностью. Как хорошо! Я уже не одинока!»
За день до именин у Федосьи Ивановны, в субботу утром, она приехала в усадьбу графа с книгой, которую взяла накануне и читала всю ночь. А читала она запоем, проглатывая все, что Алексей Николаевич ей рекомендовал. На этот раз в руки ей попала «Монахиня» Дидро, которую Шурочка поняла не вполне, но читала с интересом. Она усвоила главное: женщинам всегда приходится бороться за право жить так, как им хочется. Общество не на их стороне, равно как и общественная мораль. Мужчинам позволительно совершать любые скверные поступки, позволительно иметь добрачные связи и жениться когда им заблагорассудится, хоть после сорока, а хоть и пятидесяти. Женщина же или выходит замуж и меняет одни запреты на другие, или ей остается монастырь и всеобщее признание ее неудачницей. Шурочка подумала и решила, что ее судьба должна быть совершенно необычной, отличной от других женских судеб. Ей хотелось самой играть мужчинами, но не позволять, чтобы они распоряжались ею, как какой-нибудь вещью. Она решила, что лучше умереть, чем просидеть всю жизнь взаперти, будь то отцовское имение, дом мужа или же толстые стены монастыря. Она была уверена, что справится со всем этим. Что ж, ей было всего лишь семнадцать лет!
