«Дилемма одновременности»: вызов и российский ответ
Буквально накануне распада СССР, осенью 1991 года, немецкий социолог Клаус Оффе, рассуждая о проблемах, стоявших перед посткоммунистическими странами, заметил, что масштаб преобразований в этих обществах не имел аналогов в мировой истории в силу их одновременности. В самом деле, им необходимо было трансформировать (1) имперское национально-государственное устройство, сформированное в советскую и досоветскую эпоху, – в современные национальные государства, (2) централизованную плановую систему – в свободную рыночную экономику и (3) однопартийный политический режим – в конкурентную демократию. Оффе отмечал, что если страны Западной Европы решали все эти задачи последовательно (и в прошлом отнюдь не всегда успешно) на протяжении веков и десятилетий, то посткоммунистическим странам Восточной Европы и бывшего СССР одновременно пришлось столкнуться с «тройным переходом», проводя трудные и болезненные реформы на всех этих аренах сразу, «здесь и теперь». Соблазн растянуть преобразования во времени, выстроить их последовательность в ту или иную цепочку (сперва государственность, затем рынок, потом демократия) или вовсе отказаться от тех или иных реформ был слишком велик. По мнению Оффе, «дилемма одновременности» парадоксально заключалась в том, что, несмотря на все очевидные сложности и вызовы, лишь одновременное проведение демократизации и рыночных реформ и строительство национальных государств могло принести странам бывшего коммунистического лагеря относительно быстрый успех, в то время как попытки решать эти задачи «шаг за шагом» грозили лишь усугублением кризисов [62] .
Оценивая опыт посткоммунистических стран по прошествии двух с лишним десятилетий, можно сказать, что «дилемма одновременности» была решена более или менее успешно в восточноевропейских странах, в 1990-е годы создавших демократические политические режимы и рыночную экономику и ставших членами Европейского Союза [63] . Гораздо более болезненным и драматическим оказался опыт бывшей Югославии, где распад страны повлек за собой цепь кровавых войн в ущерб демократизации и рыночным реформам, и процессы преобразований надолго затянулись – в конечном итоге эти задачи были решены и там, но с довольно тяжелыми издержками. Что же касается России, да и ряда других постсоветских стран, то здесь траектория оказалась кардинально иной. Нашей стране удалось избежать и рисков полного распада страны на отдельные государства, и острых этнических конфликтов, подобных постюгославским, но построить эффективное национальное государство в России не удалось ни в 1990-е, ни в 2000-е годы, хотя и по разным причинам. Рыночные реформы сопровождались глубоким и длительным спадом в экономике, который сменился ростом лишь начиная с 1999 года. В итоге, несмотря на то, что российская экономика и стала рыночной и демонстрировала немалые успехи в 2000-е годы, сегодня ее едва ли можно охарактеризовать как свободную. Наконец, демократизация, которая была начата еще в конце советского периода, в 1990-е годы оказалась остановлена, а в 2000-е сперва свернута, а затем и вовсе сведена на нет. Что же повлекло за собой такое развитие событий в российском случае? Почему «дилемма одновременности» не была решена в нашей стране? И почему альтернативы этому подходу, предложенные в 1990-е годы, привели к весьма неоднозначным последствиям в двух измерениях «тройного перехода» (национально-государственное строительство и рыночная экономика) и дали негативный эффект с точки зрения политических реформ?
