В разгар «холодной войны», в 1970-е годы, в Советском Союзе была популярна шутка о том, что «оптимисты» учат английский язык, ожидая военного столкновения между СССР и США, «пессимисты» учат китайский язык, предполагая военный конфликт между СССР и Китаем, ну а реалисты учат автомат Калашникова, готовясь встретить во всеоружии любую войну. Эту шутку (в известной мере не утратившую актуальность и до нашего времени) сегодня можно перефразировать в свете того, как именно специалисты – и российские, и зарубежные, – дают ответы на вопрос о причинах и следствиях российской политической эволюции после 1991 года. Предельно огрубляя, поиски этих ответов ведут одних ученых в лагерь «пессимистов», изучающих историю и культуру России, других – в стан «оптимистов», исследующих процессы экономического развития и государственного строительства в стране, а третьих – в группу «реалистов», в центре внимания которых находятся интересы и политические стратегии групп, борющихся за завоевание и/или удержание власти.
В этой главе мы сперва обсудим аргументы каждой из упомянутых точек зрения, затем посмотрим на международный опыт строительства демократий и диктатур в современном мире, чтобы понять, какие аргументы звучат убедительно, а какие – нет, и, наконец, в свете анализа этих дискуссий проанализируем логику изменений российского политического режима. Результатом нашего обсуждения станет объяснительная схема процессов постсоветской политической трансформации в России, которая будет более подробно развернута в трех последующих главах.
Российская политика: пессимизм, оптимизм или реализм?
Политическая диагностика сродни диагностике медицинской. Исследователи, обнаружив патологии тех или иных политических систем, действуют подобно медикам, которые, заметив какую-либо патологию человеческого организма, стремятся выявить причины заболевания, чтобы правильно определить возможности и методы лечения. Известно, впрочем, что истории отнюдь не всех болезней одинаково трагичны. Если одни заболевания носят наследственный характер, то другие могут быть вызваны заражением. Если эффекты воздействия одних вирусов – хронические и неизлечимые, то последствия других представляются хотя и неизбежными, но все же преодолимыми «болезнями роста», в то время как третьи могут повлечь за собой даже летальный исход. Становление недемократических режимов в современном мире рассматривается специалистами как политическая патология, особенно если речь идет о странах, где одни диктатуры сменились другими. В чем причины этих тяжелых недугов? Однако рассуждения политологов, пытающихся найти ответ на этот вопрос, – как в России, так и в ряде других стран, – отличаются от аргументации медиков прежде всего тем, что для политической диагностики подчас применяются слишком разные инструменты анализа. Поэтому политологи порой приходят к кардинально расходящимся выводам, а их прогнозы довольно часто не имеют ничего общего с реальным ходом событий (как будет показано далее, автор этих строк отнюдь не служит исключением). Тем не менее, хотя политологи и ошибаются с диагностикой чаще, чем медики, их ошибки куда реже могут привести к непоправимым последствиям.
