— Они пулями, кастетами, а мы их пером? Вы говорите, три негодяя, покушавшиеся на вас, ничего не весят? А если они убьют и изувечат одного, второго, третьего?
Заметив, что спор утомил Чезаре, Лидия заговорила о другом, о различных жизненных мелочах…
Ей очень хотелось рассказать о своей встрече с Джузеппе, но она боялась волновать больного.
A тем временем троица, над которой Лидия только что учинила суд, чувствовала себя превосходно. И находились они вовсе не в тюрьме, как следовало ожидать, а за много кварталов от дома Чезаре, в квартире Джованны, любовницы одного из арестованных — Паоло.
Джованна собиралась уходить и, сидя у туалетного столика, прихорашивалась, укладывая волосы то так, то этак.
— Слишком уж долго ты вертишься перед зеркалом, — буркнул Паоло. Его злило, что он не может побыть один на один с девушкой, что она уходит, что намерена заняться делом, которое ему не по душе.
— На одно место собирается поступать чуть ли не десять человек. И учти, отбирать будут не только по голосу. А тебе хочется, чтобы я выглядела неряхой.
— Ты знаешь, чего я хочу: порядочной девушке не место в баре.
— Хватит. Говорено-переговорено! Мне все равно, где петь, хоть в аду. Только бы выбиться в люди. Осточертело выколупывать грязь из-под чужих ногтей.
— A там ты сама с руками и ногами увязнешь в грязи.
— Ну знаешь, не тебе читать мне мораль… Я еще в тюрьме не сидела.
— Попридержи язык. А то я так разукрашу тебя… — Паоло, сжимая кулаки, вскочил с места.
— Только посмей! Я приютила их, а он…
— Паоло! Джованна! Вы что, взбесились? Хорошее прощание перед разлукой. — Пьетро встал между девушкой и приятелем. — Эрнесто, налей им вина, пусть пьют мировую!
— Она выпила десяток сырых яиц, а ты — вино, — насмешливо хмыкнул Эрнесто, показывая на тарелку, полную яичной скорлупы, стоящую на подоконнике.
— И представьте, мальчики, ни одной сигареты сегодня. Так сосет, сосет… Перед тем как идти, одну все же выкурю. У тебя какие, Пьетро?
— С виа дель Гамберо, от дядюшки Сэма, «Кемел». Устраивает?
— Еще бы!
Присев к столу, Джованна ждала, пока ей дадут прикурить. Паоло неохотно вытащил из кармана зажигалку, вспыхнул желтый огонек.
— Уже не сердишься? — прикуривая, Джованна подняла на Паоло черные глаза, удлиненные косметическим карандашом. В них было все: страх и неуверенность, вызов судьбе и покорная готовность примириться с поражением. — Я нервничаю, я так нервничаю, — призналась она.
«У тебя для этого есть все основания», — подумал Паоло, но ничего не сказал, только успокаивающе погладил девушку по руке.
