В этот поздний час Петя Счастливчик поджидал двух веселых подружек, одна из которых, Нюша, была его давнишней знакомой из мединститута, а вторая, Ксюша,знакомая знакомой, хоть и не имевшая к медицине прямого отношения, но оч-чень интересная женщина.
"О коллеги! - обычно кричал он им с порога, хотя коллегой с большой натяжкой могла считаться Нюша; Ксюша вообще трудилась в другом депертаменте.Ну, как там поживают наши Василь Василичи в банках? Не надоел ли им формалин?"
После общего приветствия, вызывавшего обычно гул одобрения, Петенька переходил на личности и по-армейски лаконично расспрашивал каждого в отдельности о его делах. Так, Ксюше с некоторых пор доставался один и тот Же вопрос: о здоровье одного старого пердуна (именно на старом пердуне, а никак не на старпере всегда настаивал Петенька, говоря, что образованным людям негоже прятать или затирать подлинный смысл слов всякими эвфемизмами и аббревиатурами: "Говорите проще, Друзья, изъясняйтесь понятнее, и тогда народ поймет вас и полюбит!").
Старый пердун был Ксюшиным начальником и, соответственно, человеком преклонного возраста. Как-то раз, потеряв над собой контроль, он, используя свое служебное положение, попробовал овладеть молодой красавицей у себя на даче, но та сказала ему такое, что обольститель чуть не впал в кому от стыда.
Петя пока даже сам себе не мог объяснить, почему его так раздражает этот старый пердун, которого он и в глаза не видел. Определенно здесь что-то было, что-то такое, что против воли пока еще слабым чахоточным ростком зародилось в его вольном, как русская равнина, и абсолютно бескрайнем сердце.
"Интересно, что со мной?" - думал Петенька, в последнее время все более и более заинтересованно поглядывая на Ксюшу.
Отложив пробирки со своими стрептококковыми микробами, с помощью которых он в ближайшее время собирался двинуть науку за пределы земного притяжения, Петенька нехотя изучал тот самый порошок, переданный ему закадычным студенческим другом Толиком Юрьевым.
"Эх, Толик, Толик,- любил мечтательно сказать Петя, обняв своего дружбана за плечи и разлив бутылку водки в два "губастых" (граненых двухсотпятидесятиграммовых стакана с круглой "губой" в верхней части),- какая эпоха была! Застойная, хлебосольная; из всех репродукторов музыка, по улицам толпы тружеников с красными полотнищами, и - никаких буржуев, никаких бандитов вокруг; ВСЮДУ" куда глядят счастливые глаза, простой советский народ. И мы с тобой, прекрасные, молодые, в толпе. Уже по "губастому" приняли: тепло, радостно, хочется любить этих созидающих и всепобеждающих, лучше, конечно, их биб... А потом песни, пляски; тебе в морду - раз. мне в морду - два, ну, и мы им - в ответ Шум, визг, менты в "незабудке", протокол, ..телега'' в деканат... Хорошо! Есть, что вспомнить..."
