Кавказец молча вынул свою уже мокрую, но, как ни странно, не обагренную кровью агнца руку из полости и снова взял нож.
Несколькими выверенными движениями он сделал на теле ягненка нужные надрезы, после чего с помощью сосредоточенного мальчика начал, как чулок, снимать шкуру с умерщвленного животного.
Из-под белоснежной с кремовым оттенком изнанки показались стянутые перламутровыми пленками еще едва обозначенные мышцы младенца. Плоть была горячей - она парила... Многие из наблюдавших были уверены, что ягненок еще дышит. И нигде не было видно ни капли крови.
Юрьев вдруг понял, что это скорее представление, чем прилюдный забой скота, так сказать, жертвоприношение понарошку, которое должно кончиться каким-нибудь хитрым фокусом, в результате которого ягненок, вновь обретя шкуру и жизнь, весело заблеет перед одураченной толпой.
И все же не собственно фокус был тут главным. Главным было то-и Юрьев почему-то был в этом уверен,- что сей фокус кавказец припас именно для него.
"Во дает!" -сказал кто-то в толпе с едва уловимой тоской и ноткой обреченности в голосе.
"Профессионал. Ничего не скажешь, знает свое дело!" -поддержала толпа без особого энтузиазма.
Подбадриваемый языческим страхом толпы, наэлектризованной почти мистическим действом жертвоприношения, Бармалей, весело сверкая красноватыми белками своих черных очей, с дьявольским артистизмом продолжал работу. После того как шкура с ягненка была снята, мальчик вынес из ларька эмалированный таз.
Еще раз оглядев почтенную публику, в полной тишине расширенными зрачками следившей за ритуалом свежевания, Бармалей улыбнулся во весь свой рот, неожиданно предъявивший окружающим не банальные тридцать два, а все пятьдесят четыре, причем по-акульи агрессивных зуба, и перерезал ягненку горло. Широкой алой струёй хлынула в таз легкая, пенящаяся кровь агнца, наполняя эмалированную емкость горячим соком жизни. Чернявый мальчик беззвучно смеялся, глядя на Бармалея...
Юрьев отвернулся, чтобы облизнуть губы, и его стошнило.
- Давай, иди отсюда! Я сказал - нервным удалиться! - кричал кавказец, грозно надвигаясь на него все с тем же ножом в руках.
Юрьев торопливо пошел прочь от притихшей толпы и разбушевавшегося Бармалея. который вопил ему вслед что-то насчет настоящих мужчин. "Интересно,- думал, стремительно идя к остановке троллейбуса. Юрьев, которому на время полегчало,станет ли кто-нибудь из толпы теперь есть этот самый шашлык? По-моему, духанщик утратил чувство меры. Хотя, наверное, многим нравится: вот так - с дымящейся кровью и предсмертной судорогой..."
