Все сидели на своих местах, либо опустив голову, либо смотря в сторону.
- Я так понимаю, что никто сегодня не желает безвозмездно отдать свою кровь узнику усиленного режима?
Все напряженно молчали.
- Молчите? Ну и ладно. Значит, добровольцев нет. Тебя, дядя, как зовут-то? - обратился Чика к Юрьеву.-Анатолий? Толя значит... Толян! Вот что, Толян, я в этих учреждениях живу всю свою сознательную жизнь. Меня мамаша прямо в тюрягу подбросила, чтобы с малолетства жизнь нюхал, и с тех пор я - сын режима. Понял? Ну вот. Посмотри на меня - таким меня сделала тюрьма; здоровье свое я оставил на одной очень важной для родины комсомольской стройке. Питание здесь - сам понимаешь, не хватает калорий. Ты, кстати, в наших краях впервые? Ага... Ну так вот. Братва здешняя взяла надо мной, как над ветераном строек социализма и туберкулезником, шефство - поит меня собственной кровью, вскармливает значит. Почему, спросишь? Да нет, им меня не жалко - они меня не любят... Но ведь им еще в зону идти, а там закон - тайга. Там меня все знают и ценят. И если я на кого-нибудь из них здесь обижусь, то, сам понимаешь, там у него совсем нехорошо получится.. Ты ведь, дядя, старичка замочил по пьянке, так что как раз в наши края угодишь. А там я тебе первый кореш буду - все хорошее припомню... Видишь, я даже не предлагаю тебе сыграть, а у нас ведь здесь только на "так" или на "просто так" играют, и, значит, тебе всяко выходит дырочка... Ну давай, давай, дядя, я у тебя тут на руке чикну и попью малость калорий...
Чика даже засмеялся от удовольствия - так ему понравился собственный рассказ. Он порылся где-то в куртке и извлек маленький кусочек бритвы.
Юрьеву было уже все равно. Он лежал, отвернув голову в сторону от гогочущего урки и плакал.
- Оставь его в покое! - крикнул Максим.
- Это кто это там пискнул? А? Вы сто тут без меня мысей развели? зашепелявил Чика, поворачиваясь к подростку.- Ты, паренек, нехоросо поступаесь старсим указываесь! Придется стать твоим отцом, поучить тебя немноско,-Чика пошел прямо на Максима, разведя руки в стороны, как бы искренне не понимая, в чем дело.
Максим, побледнев, поднялся с табурета. Остановившись от подростка на расстоянии вытянутой руки, Чика кривыми пальцами левой руки схватил Максима за подбородок, словно стараясь получше рассмотреть его. Максим не шевелился и смотрев на урку исподлобья.
Чика театрально поднял правую руку... и тут же полетел на камерников, опрокинув одного из них с табурета.
