Долго потом несчастная Россия не могла оправиться от невиданного разорения.
На Рите подобное невозможно. Предельная бережливость с самого начала была тут одним из главных принципов жизни. А особенно теперь, когда на землянах висят племена гезов и ра, да ещё предстоит заботиться о купах и урумту. Расточительному обществу такое не под силу.
На втором этаже гостиницы я вынул из сорок девятого бокса один из прежних своих костюмов — хрустящий, почти новенький, в прозрачном пакете, — принёс его в свой номер, вывалил на стол всё, что было рассовано по карманам и за поясом, отстегнул от рубашки радиофон, разделся и опустил в люк обработки пыльную и пропотевшую одежду, в которой провёл больше двух суток.
В угол возле двери я опустил ранец. Завтра его предстояло пропылесосить. Из придверного шкафчика вынул смену чистого белья, положенного туда роботом-коридорным, и перенёс на прикроватную тумбочку.
Теперь оставалось залезть в ванную и потом добраться до постели.
Уснул я мгновенно. Как в пропасть провалился.
14. Сказка любви. День первый
Прекрасней этого пробуждения не было в моей жизни ничего.
Розита пришла ко мне на рассвете. И разбудила меня поцелуями. И страсть, мгновенно захлестнувшая нас в полутёмной зашторенной комнате, надолго поглотила обоих. Видно, оба мы до крайности изголодались по ласке. И как с цепи сорвались.
Один вопрос всё время вертелся у меня в голове. Но по той жадности, с какой Розита целовалась и прижималась, можно было догадаться, что вопрос окажется беспочвенным.
Всё первое любовное безумие происходило молча. Словно мы немые.
Пока не показалось, что насытились…
Было уже совсем светло, когда Розита сказала:
— Мы теперь с тобой родные. На всю жизнь! До конца! Что бы с нами потом ни случилось — мы родные!
— Ты права, — ответил я. — Как всегда.
Она снова прижалась ко мне, и стало ясно, что мы ещё не насытились…
На столе тихо зазуммерил радиофон, отстёгнутый вечером от рубашки. Тедр мой молчал. Я его отключил. Зачем дублировать? Рука невольно метнулась к столу, но Розита на лету перехватила её.
— Ты ещё спишь, — объяснила она. — Ты сильно устал с дороги. Нечего звонить в такую рань!
Я поднял глаза. Настенные часы гостиничного номера показывали десять. Наверное, пора завтракать и собираться в обратный путь. Да ещё интервью…
— Ты, конечно, о многом хочешь меня спросить, — прошептала Розита, глядя мне в глаза. — Так же, как и я тебя… Но я спрашивать не боюсь, а ты боишься, верно?
