– Михал Михайлович, – произнёс, наконец, лежавший, – это и есть тот самый человек, о котором вы мне рассказывали?
– Да, – подтвердил Рощин.
– Скажите, товарищ, – это уже ко мне, – что привлекает вас в будущей работе у нас? Почему вы решили у нас работать?
– Я люблю литературу, – отвечаю. – И мы с Михал Михалычем уже наметили, к каким авторам будем обращаться. Это очень хорошие авторы, и я ценю возможность их печатать.
– Но понимаете ли вы, – спросил меня Войтехов (а кто бы ещё мог позволить себе лежать среди почтительно внимающих ему сидящих людей?), – что мы должны печатать такие произведения, чтобы о нас говорили все? Все!
– Как раз это меня и привлекает, – ответил я.
– Хорошо, – сказал Войтехов. И вкрадчиво продолжил. – Но ведь мы существуем не сами по себе. Мы находимся в системе Радиокомитета. Вы уверены, что Радиокомитет не будет нам мешать?
– Как я могу быть в этом уверенным? – отвечаю. – Любая инстанция, которая стоит над тобой, вполне может тебе мешать.
– А я говорю не про любую, а про совершенно конкретную, – в голосе Войтехова послышались раздражённые нотки. – У вас есть своё мнение о позиции руководства Радиокомитета? Как вы относитесь к этому руководству?
Да, предварительный разговор с Рощиным оказывался для меня очень ценным.
– Судя по тому, что я слышу по радио и вижу по телевизору, эти люди нерешительные и трусливые. И, наверное, это беда журнала, что он оказывается в системе Радиокомитета.
Войтехов вскочил на ноги.
– Павел Семёнович, – торжественно обратился он к своему заместителю, – какую ставку мы можем предложить этому товарищу?
– В отделе литературы, – ответил Гуревич, – свободна ставка старшего редактора. 150 рублей.
– Я не спрашиваю, какая ставка есть в отделе литературы. Я спрашиваю, какую ставку мы можем предложить (Войтехов голосом выделил это слово) конкретно Геннадию Григорьевичу Красухину?
– У нас есть ставка обозревателя в 180 рублей, – сказал Гуревич. – Но она…
Дослушивать Войтехов не стал.
– 180 рублей вас устраивают, товарищ? – спросил он меня.
– Да, – отвечаю.
– Вот и отлично, – сказал Войтехов. – Значит, оформите Геннадия Григорьевича на 180 рублей, – приказал он Гуревичу.
– Но для этого нужно менять штатное расписание, – сказал тот.
– Надо, так и меняйте.
– Но мы его меняли трижды в течение месяца. Помните, какой скандал устроили нам кадровики в последний раз?
– Мне это незачем помнить, – раздражённо ответил Войтехов. – Вы слышали, что сказал о них обо всех этот товарищ, – он указал на меня, – они трусливы и нерешительны. А мы должны быть решительны и смелы. Действуйте!
