И, наконец, наблюдение вполне актуальное, политическое: «…араб внушительной наружности восседал посередине на циновке, перебирая восточные четки, или что-то писал тростником на маленьких квадратиках бумаги. Нам было невдомек, какого рода коммерцией занимаются эти хмурые сосредоточенные молодцы, и нам объяснили, что они называются „талебы“ (то есть „ученые“)». Соответственно, «Талибан» – это нечто вроде «ученого совета».
Л.-Ф. Селин в России: Материалы и исследования / Сост., примеч. и коммент. М. Климовой. СПб.: Иад-во «Общество друзей Л. Ф. Селина», 2000. 144 с.
Готье на Востоке, а Селин в России. Загадочная организация с названием «Общество друзей Л.-Ф. Селина» выпустила любопытнейший том, содержащий как неведомые доселе (и жгуче интересные) тексты самого ругачего француза, так и всевозможные комментарии и интерпретации, принадлежащие перу разнообразных авторов – от известных Виктора Ерофеева, Сергея Юрьенена и Маруси Климовой[11] до не очень известных. Впрочем, в этой книге самый известный из комментаторов и интерпретаторов творчества Селина – Лев Троцкий, представленный отрывком из своей франкоязычной статьи, и недурным отрывком. Чего стоит одно только убийственно точное определение моралистической позиции автора «Путешествия на край ночи»: «Таким образом, он (Селин. – К. К.) приходит к выводу, что современное социальное устройство везде и всегда одинаково несовершенно. В целом же Селин, прежде всего, недоволен самими людьми и их поступками».
Может, конечно, социальное устройство и «одинаково несовершенно», но есть места, где оно «одинаково несовершеннее прочих». Это становится ясно после прочтения яростного памфлета «Меа culpa», сочиненного Селином после его полуанонимной поездки в СССР. Буржуйский мир омерзителен, христианская цивилизация насквозь тщеславна и лицемерна, но нет ничего чудовищней и зловредней Советской власти, коммунизма: «Душа теперь это „красный партбилет“… Потеряна! Ничего от нее не осталось!.. Они их знают, все привычки, все пороки этого нехорошего Прола… Пусть ишачит! Пусть марширует! Пусть страдает! Пусть хвастает!.. Пусть доносит!.. Это его природа!.. Он такой!.. Пролетарий? В конуру! Читай мою газету! Мой листок, вот этот! Не другой! Вгрызайся в силу моих речей!».
Честно говоря, отрывок этот звучит как-то пугающе актуально.
Уильям Берроуз. Призрачный шанс / Пер. Д. Волчека. [Б. м.]: Adaptec / T-ough Press, 2000. 56 с.
Готье на Востоке, Селин – в России, Берроуз – на Мадагаскаре. Не очень убедительный (на мой, конечно, сугубо профанный взгляд) в своих больших вещах, вроде «Голого завтрака» (или «Обнаженного ланча», по переводческой склонности) или «Мягкой машины», Берроуз восхитителен, волшебен в маленьких. Мне уже приходилось писать о волнующем воображение «Коте внутри». Дмитрий Волчек продолжает одаривать русского читателя опавшей листвой с довольно странных баобабов Берроузовой прозы. Теперь – речь не о кошках, а о лемурах. «Народ Лемуров старше, чем Homo Sap, намного старше. Их возраст насчитывает сто шестьдесят миллионов лет, время, когда Мадагаскар отделился от африканского континента. Их способ думать и чувствовать принципиально отличен от нашего, он не ориентирован во времени, они не имеют представления о последовательности и случайности, эти категории для них противоречивы и непонятны». Нечто подобное – насчет отсутствия представлений о последовательности (пространственной, временной) – я уже читал, только не у американского хулигана, а у скромного аргентинского библиотекаря: «Спиноза приписывает своему беспредельному божеству атрибуты протяженности и мышления; в Тлёне никто бы не понял противопоставления первого (характерного лишь для некоторых состояний) и второго – являющегося идеальным синонимом космоса. Иначе говоря: они не допускают, что нечто пространственное может длиться во времени. Зрительное восприятие дыма на горизонте, а затем выгоревшего поля, а затем полупогасшей сигары, причинившей ожог, рассматривается как пример ассоциации идей». Стоило бы, конечно, задаться вопросом, почему столь разные писатели примерно одного возраста (плюс-минус десять лет) так настойчиво сочиняли разнообразные Тлёны и Мадагаскары, все эти Терциусы Орбисы, где блаженно неведомы причинно-следственные связи, где время – не Река, а Океан, где нет понятия ни о какой антропоморфности? Отчего вдруг появилась эта Лавка Всевозможных Наркозов На Любой Вкус – от библиофильского до мескалинного, от буддистского до алкогольного; от чего хотел забыться тот мир? Ответы вроде «От ужасов тоталитаризма» или «От ужасов мировых войн» не принимаются.
