— Ну, тогда мы, что ли, заместители, давайте зайдем все вместе к нему и поговорим начистоту, — настаивал Хруничев.
— Зайти, конечно, можно и поговорить тоже можно, — как-то нехотя произнес Ванников. — Но только поможет это, как рыбе зонтик.
Мне неизвестно, состоялся ли разговор у заместителей с наркомом или нет, так как наркомат вскоре разделили на четыре, а еще через несколько месяцев М. М. Каганович оказался не у дел…
…Но я несколько забежал вперед. В те дни М. М. Кагановичу приглянулось только что отстроенное здание Управления московского метрополитена, и он внес предложение передать его наркомату.
Получив дом, хозяйственное управление немедленно принялось переделывать его. Ломались перегородки и ставились новые. Кабинет наркома — непомерно огромный — отделывался с особой тщательностью и роскошью. На стенах устанавливались панели из красного дерева, подвешивались дорогие люстры.
Отделка кабинетов меня коробила. «К чему это?» — думал я и вспоминал рассказы о Ленине, о его нетерпимости к мишуре и парадности. Мне рассказывали, как зимой, боясь, что Ленин простудится, так как из-за нехватки топлива в помещениях Совнаркома в Кремле было холодно, управляющий делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевич решил положить на пол комнаты, где работал Ленин, медвежью шкуру.
Когда Ленин увидел ее, он рассердился и предложил убрать.
— Это еще что такое? Кто позволил создавать эту роскошь?
Бонч-Бруевич стал уверять Ленина, что это не роскошь, что во многих учреждениях Москвы, Петрограда поступают так же, чтобы не было холодно. Ведь у нас в стране медведь не редкость, и медвежью шкуру нельзя считать роскошью…
«Как бы посмотрел на все это Ленин? — подумал я. — Правда, мы стали богаче и можем себе больше позволить, — объяснял я сам себе, но тут же снова вступал с собой в спор. — Да, безусловно, мы стали богаче, но так ли следует использовать это богатство и таким ли вкусам и стремлениям следует потакать?»
Как все это резко отличалось от спартанской обстановки на заводе в Челябинске и от того, что было в тресте «Спецсталь» — в Блюхеровском переулке.
Но думать об этом не было времени. Другие мысли поглощали все время и днем, и ночью. Надо было создать нашу индустриальную мощь — без этого мы пропадем.
Разговор с Тевосяном не выходил у меня из головы. Нужно будет создавать новую военную технику. Такой еще у нас не было. Линкоры, крейсеры, танки. Все это для меня было совершенно новым, неизвестным.
