Поговаривают, что район Кремля и прилегающих к нему площадей скоро объявят коммунальной зоной. Кто-нибудь представляет себе последствия смерти одного из жильцов в коммунальной квартире? Конечно, на площадь (Площадь?!) стала бы претендовать малоимущая семья или какой-нибудь инвалид. Придет инвалид в комнату покойника и скажет: а не пора бы вам, уважаемый Владимир Ильич, уважать себя заставить...
Солодин умирал в дождь.
Наши "гаишники" сахарные и в дождь прячутся. Я был рад. Доеду без приключений.
Я принес "Смирнофф - сухарничек", одну шестьдесят первую часть ведра. И надо было не просто выпить. Обо всем успеть поговорить, увидимся еще неизвестно когда на том свете, когда Господь отпустит, а пока еще срамимся на этом, пить, конечно, надо, пить надо много и профессионально, но надо и насытиться интеллектом и мудрыми замечаниями по поводу моей новой книги, да просто голосом того, кто уйдет первым. Надо и машину в родной гараж довезти без стрессовых ситуаций для последней.
- А ты знаешь, что такое "сухарничек", - спросил Солодин. - Это великое дело было для молодых корнетов. Это не так, как теперь: корнет не имел право пить водку... Но водки хотелось. И вот в питейных заведениях, где знали порядки, но и слабостям человеческим сострадали, корнетам она подавалась в винных бутылках, под видом белого вина, чуть-чуть поджелтенная растворенным в ней черным сухариком...
Супруга Солодина не беспокоила нас.
Наталья Николаевна, политолог, что значит по латыни "толкущий пыль", ничего тут не поделаешь. Зато она никогда не препятствовала вольному семейному выпивону своего мужа, поэтому выбор напитков и совыпивальщиков был основательный и точный, как выстрел снайпера: пили с ним только друзья, пили вкусно и не так уж много.
Мне не надо было приходить к нему тогда, третьего июня. Но если бы я не пришел, я не смог бы объяснить ему этого ни на языке людей, ни потом на языке неба. Он считал бы меня свиньей, как других своих друзей. А так, случилось то, что я увидел перед глазами, кажется, когда покупал водку.
Я пришел, мы выпили, обсудили повесть, он расплакался, я его уложил. Он перестал сопротивляться.
Меня Наталья Николаевна довела до лифта, и мы с ней еще разговаривали, а дверь лифта все время то закрывалась, то открывалась. Потом я поцеловал ее руки и в этот лифт вошел. Солодин жил на третьем. Я поехал на первый, но на втором вдруг остановился, двери открылись, и на меня пахнуло, несмотря на жару, холодом. "Кондиционер", - подумал я. В этом доме живет слишком много начальства, чтобы в нем было так же жарко, как и на улице. Я нажал кнопку первого этажа, но к моему удивлению лифт меня не послушался и вместо того, чтобы идти вниз, двинулся вверх. Дверь еще раз открылась, и холодная невидимая субстанция вырвалась к Солодину на этаж. Когда я вышел на улицу, то увидел, что одновременно идут два дождя.
