-- Ты что, с ума сошла? Я звонить не буду. Ты ведешь это дело, вот и изворачивайся. У тебя все права. Только пользуйся. А ты боишься поддаться влиянию авторитета, имени, поста занимаемого. Не ожидал...
ПРОЩАНИЕ
Был суровый серый день. Тучи, словно набитые тоннами снега, висели над самыми деревьями. Серафимова сидела в стороне, на длинной белой скамье, под едва распустившимися листьями. Пока она шла по улице до дома Братченко, ветер чуть не сбил ее с ног, не давая двигаться. Она шла по голой, вечно безлюдной улице Чаплыгина, похожей скорее на петербургскую, а навстречу ей неслись мелкие камешки, пыль, больно вонзаясь в ноги, ударяя по лицу. Полы пальто то и дело распахивались. Ну и денек для похорон! Все кругом черное, неужели рухнет небо? Погибнут деревья, эти выползающие в мир клейкие листочки акации, все погибнет.
Серафимова подумала, наблюдая за людьми, выносящими гроб из дверей морга, что когда наступает смерть, не человек исчезает, а мир, весь этот мир взрывается и исчезает в огне -- и все это происходит перед глазами умирающего, умершего человека.
Возле корпуса патологоанатомии стояло несколько автобусов. Над ними высился красный кирпичный дом, похожий на казарму. Как водится: кучки людей, кто-то судорожно курит, кто-то кому-то подает валидол, кто-то поправляет цветы, белые цветы.
Возле скамьи, на которой сидит Серафимова, стоит Евдокия Григорьевна и ее дочь. Обе в черном. Они спорят о расположении собственной семейной могилы на Немецком кладбище. Собрались зайти после похорон Финка. Похоже, на кладбище давно не были.
Дочь Евдокии Григорьевны, к удивлению Серафимовой раскосая, похожа на кореянку или узбечку. Два передних зуба -- в обнимку: налезли один на другой, делая ее похожей на зайца из рекламы "Нествика". У нее живые глаза, она вообще вся живая, стремительная, деловая. Улыбается матери, как американка, одними губами. Раскосые черные глазки в это время выдают озабоченность: как бы урвать еще что-нибудь от этой жизни.
Серафимовой отчего-то хочется плакать. Маленькие слезинки наползают на ресницы. Братченко пошел узнавать насчет очереди Финка на кремацию. Сослуживцы уже заждались, толкутся у дверей. Устинов, эксперт Серафимовой, достал фотоаппарат, делает якобы любительские снимки, вписался в коллектив с легкостью, "отщелкал" всех присутствующих. Приоткрывается дверь здания, большая тяжелая дверь, как в музее, выглядывает Княжицкий, говорит, что можно заходить. Он далеко, он не видит Серафимову. Он занят своим делом. И общается только с Устиновым. Как смешно он ревнует Нонну Богдановну к Братченко. Он еще не добился от Серафимы и намека на личные отношения, а уже считает ее своей собственностью. Как бледно его лицо. Серафимова входит предпоследней. За ней идет Галочка.
