Миша в ужасе отшатнулся от посоха. Старица Марфа сказала:
– Не гоже предлагать сие, владыка. У сына моего и в мыслях нет на таких великих преславных государствах быть государем. Он не в совершенных летах. Есть многие на то достойнее.
– Бо убо… сродственных искр… ради… – запинаясь произнес архиепископ, а потом не по-книжному, а по-простому сказал: – Веди речь, Авраамий!
Из рядов духовенства вышел Авраамий Палицын. Не носил он владыческой митры, всего лишь келарем был в Троицком монастыре. Но его знали лучше, чем иных митрополитов и архимандритов, а прославился он вместе с настоятелем Дионисием писаниями из монастыря, осажденного ляхами и казаками. Чудесно и вдохновенно писал Авраамий, и мало у него было соперников по части красноречия. Он начал складно и витиевато:
– Многокормный царственный корабль Михаил Федорович! Избран ты не человеческим составлением, но Божьим строением, иже есть единокровен преждебывшему великому государю и царю Федору Ивановичу и всему царскому корню до Святого Владимира и Августа, кесаря Римского.
Марфа отвечала за сына:
– Московского государства люди по грехам измалодушестовались. Прежним государям не прямо служили. Царю Борису изменили и детей его на поругание выдали, царя Димитрия злой смерти предали, царя Василия с престола свели и ляхам в полон отдали. Видя такие позор, убийства и поругание, как быть на Московском государстве и прирожденному государю государем?
Авраамий, будучи опытным ритором, нисколько не смутившись, возразил, что Борис сел на государство своим хотеньем, изведши государский корень, и Бог мстил ему кровь царевича Димитрия. О воре и расстриге Гришке Отрепьеве и поминать нечего, а царя Василия выбрали на царство немногие люди, и по вражьему действу многие города ему служить не восхотели и от того случились великая смута, рознь и междоусобие.
– А теперь люди Московского государства наказались все и пришли в соединение, – заключил келарь и в подтверждение своих слов воззвал к толпе: – Истинно ли, братья и сестры?
– Наказались сполна… Матушка, благослови сына на царство, – зашумели в первых рядах.
Но Марфа была непреклонна:
– Не хочу благословлять сына на верную погибель. Опричь того, отец его митрополит Ростовский и Ярославский преосвященный Филарет ныне у ляхов и литовских людей в полонном утеснении, а как сведает король Жигимонт, что на Московском государстве учинился его сын, то сейчас же велит сделать зло над отцом.
Авраамий Палицын простер руку в сторону толпы, павшей на колени:
