Чувствую себя виноватым по отношению к существующей в России власти | страница 23
Через три дня после заседания "Чрезвычайки", 27 августа 1921 года, Николая Степановича Гумилева расстреляли.
В списке обреченных, опубликованном в в"-- 181 "Петроградской правды" тех дней, Н.С. Гумилев был тридцатым. И, конечно, не последним.
Чужой судьбой, чужой жизнью распоряжаться легче - лишь бы свою сиюминутную репутацию или, как бы еще сказали, "реноме" спасти, утвердить. Но главная ущербность - это сиюминутность, даже если она прикрывается громкими фразами. Сиюминутность всегда от слабости, а не от силы и убежденности. Кто забывает это, того самого забывают.
Но "ничто не исчезает бесследно", не пропадает, а справедливость рано или поздно вырывается из мглы забвения. К счастью ушедших из мира сего, к радости ныне здравствующих и ради будущего обрело свое достойное место имя гражданина России Николая Степановича Гумилева.
"Постановление Президиума Петроградской губернской чрезвычайной комиссииот 24 августа 1921 года в отношении Гумилева Николая Степановича отменить и дело производством прекратить за отсутствием состава преступления."
Вот и все. И произошло это в день Веры. Может быть, веры в справедливость, в истину, в добро. В то, что к делу Гумилева еще вернутся когда-нибудь, когда окажется, что реабилитировать его надо было не с формулировкой отсутствия в его поступках и жизни "состава преступления", а за "отсутствием события преступления", а то и вследствие "изменения обстановки".
Но не изменится ли обстановка еще раз, не окажутся ли поэты опять виновниками грядущих политических событий?
В 1968 году Прокуратура СССР по ходатайству первого биографа Гумилева писателя Павла Лукницкого начала неторопливо рассматривать возможность пересмотра дела и отказала - не понравилось четверостишие:
Есть Бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но все в себя вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.
Сегодня обстановка изменилась. Разрешено любить мир. А как только стало разрешено, и Союз писателей, и Фонд культуры, и Прокуратура, и КГБ, и Союз юристов поспешили его тоже всеподданнейше полюбить и поставили в деле Гумилева долгожданную точку.
XVI. А он виновен!
Много подонков мне встречалось на пути реабилитации Гумилева, но ни одного хулителя.
Путем несложных умозаключений я позволил себе хотя бы для самого себя канонизировать Николая Степановича. Он третий в ряду моих соотечественников после Бога и Мамы.
Но возвращаясь на нашу сентиментальную землю, давайте спросим: кто реабилитировал Гумилева?