Люшин рассмеялся:
- Ну что, тут есть и правда, хотя микадо умеет и повелевать.
Гончаров то уверяет, что японцы живые, общительные, легко увлекаются новизной, то уверяет, что с ними нельзя вести дела, нельзя понять, чего хотят. Я слушал мнения о японцах и своих товарищей по Географическому обществу. К нам приезжали два японца географа; они были разумны, деловиты, прекрасно знали свои задачи, но все время меня не покидало ощущение, что я должен быть с ними осторожен, ибо вот-вот могу невзначай задеть их самолюбие. Когда я по приезде в Нагасаки вошел в японский дом, хозяйка распростерлась у моих ног. Наученный опытом странствий принимать не обсуждая любой обычай народа, я выдержал и это. Однако чувствовал неловкость. Но окончательно выбил меня из колеи древний обычай - взрезывание живота. Некий российский путешественник восемнадцатого века описал его так: "собирают родителей, идут в пагод, посреди того пагода постилают циновки, садятся и пиршествуют, на прощание едят сладко, много пьют, и, как уж пир закончится, тот, который должен умереть, встает и разрезывается накрест, так что внутренности все вон выходят..." Говорят, что есть пятьдесят способов распарывать себя.
- А вы не мешайте все. Что знаете про японцев, все и держите при себе. Постепенно и сложится понятие. Мы, верно, тоже странны для иноземца.
- Пока не укладывается ничего. Уйма разнообразных ощущений, противоречивых суждений.
- Это оттого, что у вас мало времени, а вы стремитесь понять Японию сразу.
- Это верно, что японцы ироничны, что они оригинальны, неповторимы, что в них нет солдафонского единообразия? Гончаров вот говорит, что они французы Востока, а китайцы - немцы. Но ведь о них можно сказать и обратное: все они на одно лицо, словно слеплены по шаблону.
Можно сказать, что они не ценят чувства собственного достоинства в людях. Подавлять индивидуальное для них также очень просто. И наоборот тоже будет верно: очень деликатны, превыше всего ценят человеческое самолюбие; если не говорят резко "нет", то лишь из боязни обидеть отказом.
Японцы робки, любят более всего созерцание. Они мягки, уступчивы, им чужд воинственный дух. И они же воины, ценят культ меча и силы, знают лишь повиновение и в битве не ведают жалости.
Господин Люшин улыбался.
- Что же верно? Я во всем этом не разберусь. Капитан Головнин, бывший в плену у японцев в течение двух лет, говорит об их благородстве, уважении к противнику, гуманности к пленным.
