- А в Индии?
- В Индии то же самое.
- А что ты еще вынес оттуда? - Елисееву было грустно и неловко...
- Природа прекрасна, как и здесь. Но... нищета и тысячи разных философий, которые уживаются рядом и даже переплетаются между собой.
Я прочел некоторые рукописи на санскрите, беседовал с мудрецами, но многого не понял. А многое, наверно, понял не так. В чужую культуру трудно войти. Надо жить по ее законам.
Там тысячи людей мрут от голода и болезней, живут на улице. Сотни мудрецов умирают, спокойно глядя в лицо смерти, принимая ее как разумный закон бытия, или как радость освобождения, или как некую "станцию перехода" и иное состояние. Они убеждены, что рождаются вновь и вновь. Они ищут свои следы в первом рождении.
Я прочитал в одной рукописи, что достигшему совершенства йогу завидуют боги.
- Я не очень понимаю, как тут сходятся концы с концами.
- Я понимаю еще меньше тебя, потому что я не понял даже того, что видел своими глазами. Там фантастическое живет, переплетаясь с буднями. На улице сидит с дудочкой заклинатель змей; змеи вьются вокруг его тела, шеи, копошатся в корзине, которую он носит на себе. Какие-то люди стоят по часу на голове, и проходящие спокойно кидают им монеты. То, что нам кажется факирством, шарлатанством, фокусом, там существует сплошь и рядом как норма. Один чародей показал мне книгу с медными страницами. На них возникали образы городов и стран, которые я хотел увидеть. Потом он проводил рукой, и... и они исчезали. Я запросто беседовал с человеком, который не ел сорок пять дней и собирался поститься еще. Он был прост и спокоен, улыбался. Я не встретил в его облике ничего особенного. Если он и был худ, то подобная худоба там вообще не редкость. Мне показали женщину-красавицу, по моему представлению, лет двадцати пяти. Оказалось, что ей шестьдесят три. Она из какой-то горной области.
Однако сотни людей там умирают так же, как наши мужики на Волге. Англичане же равно презирают несчастных дикарей и седых мудрецов, высасывая все богатство из истинных хозяев этой благословенной земли.
Гранов замолчал, глубоко вздохнув, затем вскинул глаза на друга.
Елисеев молчал, подавленный. Потом сказал:
- Я не буду сейчас рассказывать о Японии, потому что пишу заметки о том, что успел увидеть. Одно могу сказать: многое японцы уже переняли у Запада. Не к добру это.
- А как ты назовешь свои заметки? Может быть, "В стране гейш"?
- Пожалуй. Спасибо. Книжка за мной.
