И римляне стали массово разводиться. А государство стало принимать новые законы, которые ввели бы этот беспредел хоть в какое-то русло: ведь, так или иначе, права детей и имущественные права супругов надо было регулировать. После того как развод стал делом привычным, домашний суд уже не мог остановить мужа, который имел неосторожность вступить в одну из старых форм брака, а теперь жаждал свободы. Авторитет таких судов упал, а потом они и вовсе вышли из моды. Теперь государству пришлось взять на себя вопросы о возврате приданого и о штрафах для виновников развода, в каком бы браке они ни состояли.
Оглашать причину развода теперь было необязательно. Плутарх описывает, как некий римлянин, без объяснений разводясь с женой, которая, по мнению его друзей, была и целомудренна, и хороша собой, и плодовита, выставил перед собой ногу, обутую в башмак, и сказал: «Разве он не хорош? Или стоптан? Но кто из вас знает, где он жмет мне ногу?»
История Рима начиная со второго века до нашей эры – это история бесконечных разводов, в том числе достойных всяческого удивления. Впрочем, удивлялись авторы настоящей книги, что же касается римлян, то они еще в период республики удивляться понемногу перестали. И Плутарх, живший во второй половине первого – начале второго века н. э., уже без всякого удивления сообщает нам, к примеру, подробности развода знаменитого Катона Утического. Этот правнук не менее знаменитого Катона Цензора жил «неудержимо, словно по наитию свыше, стремясь ко всякой добродетели». Его близкий друг Квинт Гортензий был известен как великолепный оратор, наживший огромное состояние адвокатской практикой, владелец роскошных вилл и человек, научивший римлян есть павлинов. Но и он стремился к добродетели… Будучи почитателем Катона, Гортензий попросил друга, «чтобы тот передал ему свою дочь Порцию, которая жила в супружестве с Бибулом и уже родила двоих детей: пусть, словно благодатная почва, она произведет потомство и от него, Гортензия». Впрочем, в случае, если Бибул привязан к жене, Гортензий обещал вернуть Порцию мужу сразу после родов, когда «через общих детей сделается еще ближе и самому Бибулу и Катону». Гортензий уверял, что такие отношения с женами друзей должны войти в традицию, ибо это «полезно для государства», да и «нравственные качества тогда щедро умножатся и разольются в изобилии…».
Катон с пониманием отнесся к замыслу друга, однако оторвать дочь от мужа отказался. И тогда Гортензий «попросил жену самого Катона: она еще достаточно молода, чтобы рожать, а у Катона и так уже много детей». Жена Катона, Марция, была беременна, но это не смутило поклонников добродетели. «Видя, что Гортензий не шутит, но полон настойчивости, Катон ему не отказал и заметил только, что надо еще узнать, согласен ли на это и Филипп, отец Марции. Обратились к Филиппу, и он, уступив просьбам Гортензия, обручил дочь – на том, однако, условии, чтобы Катон присутствовал при помолвке и удостоверил ее».
