Он шёл по ущелью, пробирался в кустарниках барбариса, смородины, малины и шиповника. Изредка он останавливался, чтобы сорвать с ветки дикое яблочко или грушу, пил воду из ручья, тёрся боком о ржавые валуны — и брёл всё дальше и дальше по ущелью. В небе пролетели орлы и альпийские галки, раза два он вспугивал выводок кекликов, на скале показался однажды архар — огромный баран с витыми рогами. Они постояли, глядя друг на друга. Орко двинулся на встречу, приняв его за старого знакомца, но архар свернул с тропы и сгинул, куда-то провалившись, так же беззвучно, как и возник. Ближе к полудню в ущелье скопилась жара, пропитанная пряными и душными запахами трав — от них стала кружиться голова. Орко побрёл на тенистую сторону ущелья, попил воды из ручья и, прижавшись боком к скале, задремал. Надо было передремать жару.
Он проснулся от подозрительного шороха. В кустарнике кто-то двигался. Хотя и не было ветра, Орко почуял знакомый запах аила и хлева. Орко насторожился, готовый даже драться в случае нужды, и вдруг нос к носу столкнулся с крохотной ишачкой. Она жалобно смотрела на него своими большими мохнатыми глазами, и Орко сразу узнал её — это была Элька, жившая неподалёку, у соседа Мустафы. Орко обнюхал её морду, бока и доверчиво положил ей голову на шею. Вдвоём грустить было не так тяжело.
Весь день они бродили вместе, и Элька, почуяв в нём старшего, отдалась его попечению, паслась, не оглядываясь, зато Орко часто настораживал уши и зорко поглядывал вокруг. К вечеру, забравшись в густую чащу барбариса, Орко и Элька прижались друг к другу, думая здесь провести ночь. Вдруг послышался в ущелье топот, а вскоре и крики:
— Орко! Орко!
Сердце Орко задрожало. Он забыл о своей подруге, стал перебирать ногами, замахал хвостом, выглянул из кустарника. На крутой скале стоял Хазбулат — он увидел Орко, заметался в поиске спуска, но, не найдя тропинки, стал спускаться прямо по склону, цепляясь руками за выступы и щели, но всё же не удержался и покатился, увлекая за собой куски камня и щебень, вырывая с корнем растения. Исцарапанный, в крови, он скатился к самым ногам Орко, и Орко стоял, не двигаясь, дрожа всей шкурой, а Хазбулат встал, потирая коленку, подошёл к нему, обнял его морду, и Орко слышал сквозь рубашку толчки сердца и задышал ему прямо в лицо и грудь.
— На! На!
Хазбулат вытащил из-за пазухи варёные початки кукурузы и прямо из рук кормил Орко — тот жевал, роняя слюну, наслаждаясь, как острой приправой, исходившими от мальчишки запахами чернил, карандашей, яблок, молока, хлеба — целого роя вкусных, трепетных, волнующих запахов дома, сада и двора, из которых он был изгнан и по которым так тосковал. Из кустарника высунула голову Элька и уставилась на Хазбулата.
