– Да, а вот насчет отрешенности… – протянула курёха намба ту. – Эту его божественную часть составляет Лева. Вернее, составлял…
– Уже девять часов, – вздохнула я. – Давай позвоним еще, а? Теперь уж ты.
– Ладно, – с неохотой соглашается грустная Саня.
Звоним.
– А Лева еще не…
– Левочки нет. У него дела.
Тут наехала на нас тоска – обычное состояние курёх.
Выкурили полпачки. Голова кружится. Одиннадцать.
– И читать-то нельзя, темно. Спать хочу. – Я капризничала. – Но как же…
– Давай нитку, – хмуро сказала Санька.
– Зачем? И откуда я тебе ее возьму? – мрачно спросила я.
– Из хайратника выдери. Мы ее одним концом к ручке, другим к гвоздику звонка. Так и будем знать, пришел ли Такель, пока мы спали. Читала в вузовском учебнике по криминалистике. Кстати, а где мы спать-то будем? Спать на подоконнике – это…
– Это классно, – грустно договорила я за Саню. – Тем более что он широченный.
Саня приладила нитку и взгромоздилась на подоконник. Вертелась и так и сяк, наконец села, свесила ноги. Длинное тоскливое лицо, патлы мотаются, громадные шумерские глазища запали, – и взгляд такой, как будто что-то потеряла. Одно слово – курёха!
Я спустилась этажом ниже и тоже свернулась на подоконнике. Положила под голову Шримад-Бхагавату. «Хоть на что-то сгодится», – бормотала я, задремывая.
Утром в семь часов мы встрепенулись. Побежали к ниточке. Она была нетронута.
– Это что же? Такель не ночевал дома? Звоним.
– Извините, ради бога, Ксения Всеволодовна! Лева так и не возвращался?
– Бог простит. Был, ушел на работу, дверь – хлоп.
– Странно, но нитка… – засомневалась Саня.
– Он надел ее обратно, потому что подумал: значит, так нужно, если тут нитка. Так хочет Бог, чтобы… – Аналитический мозг будущего юриста искал рациональную причину.
– …Чтоб я дома не ночевал. Пойду к подружке, – грустно хихикнула я.
– Дура, – обиделась Саня. – Понятно же! Он снял нитку, переночевал, а утром опять надел. Поберег наш сон.
– Сомневаемся в Такеле, – сказала я, – а сами-то хороши: третий день в Питере – а для спасения Борисова и его группы еще ничего не сделали!
Поразмыслив, мы решили поехать в Александро-Невскую лавру и купили там молитву для алкоголиков и икону святого Бонифатия Милостивого – спасителя пьяниц, чтобы вручить все это Борисову. Ведь ясно же: Борисов пьет от печали: Лева ушел, группа разваливается.
Оттуда мы решили рвануть в Петергоф на экскурсию. Для повышения увядшего настроения. В автобусе, кроме нас, было трое японцев. Мы пели песни и веселились, как могли. Японцы терпели.
