8
— Вот только не надо нам сказки рассказывать, — рявкнул инспектор. — Это ты неудачно придумал, сынок. Доктор Гонзи, да? Вот насмешил. А почему, скажем, не Дух Святой или, уж если на то пошло, не сам президент?
Он стучал ботинком по основанию своего металлического стола, тем самым как бы подчеркивая наиболее важные моменты. Это был гладкий, в меру упитанный мужчина с умными карими глазами, которые — единственные из всех здешних полицейских глаз — не были загорожены темными очками. Констебли, приведшие меня в участок, стояли в небрежных, расхлябанных позах по обе стороны от начальственного стола. Оба быстренько изобразили угодливый подобострастный смех. Один из патрульных, жевавший листья коки, брызнул слюной. Инспектор сурово взглянул на обоих. Они сразу же приуныли, откозыряли, и тот, который не брызгал слюной, сказал:
— Muwvijemu.
— Да уж, идите. С пьяными разбирайтесь на месте. Тут у нас не ночлежка для алкашей.
— Я ничего не выдумываю, — сказал я. — Говорю только правду. Доктор Гонзи стрелял в меня. Я поэтому и свистел. Трижды. В смысле он трижды стрелял.
— О Господи, доктор Гонзи — убийца! Может быть, все-таки скажешь, куда ты дел пистолет? У тебя, кстати, есть разрешение на ношение огнестрельного оружия?
— Я что, похож на идиота, который стал бы свистеть, звать полицию, если сам же и стрелял?
— Такое я слышал уже не раз. Мы тут, знаешь ли, тоже не идиоты.
Инспектор проинспектировал судейский свисток, вертя его в пальцах так, будто скручивал сигарету. Потом сказал:
— Тут на нем гравировка. Имя владельца, я так понимаю. В. Пособланко. Ты В. Пособланко? Прежде чем отвечать, хорошо подумай.
— Я уже вам называл свое имя.
— То есть ты признаешь, что украл этот свисток у В. Пособланко?
— Я ничего не признаю, кроме того, что уже говорил.
— Ты иностранец, — сказал инспектор с каким-то даже довольством в голосе. — Ты просто не понимаешь каких-то вещей, которые здесь происходят.
Я заерзал на тростниковом сиденье, пытаясь сесть поудобнее. Кабинет был чистый, простой, всей своей обстановкой он как бы открещивался от тех грязных дел, что, очевидно, творились — в калейдоскопе комплексных алломорфов — в камерах и комнатах для допросов за задернутой пластиковой занавеской. Было слышно, как кого-то рвет и как кто-то орет на него, угрожая новым насилием, если тот немедленно не прекратит. Еще дальше несколько человек пели хором какой-то, кажется, гимн — не пьяно, а очень торжественно и серьезно. Палка ритмично постукивала по столешнице, аккомпанируя угрожающим односложным словам. Откуда-то робко просачивался слабый фекальный душок. Я спросил:
