Мне хочется придумать ей тысячу нежных прозвищ, но я не сумею перевести их, и она не поймет. Англичанки не любят, когда их называют ласковыми словечками. Они считают, что это унижает их достоинство, хотя как может унизить любовь?! Но она не англичанка. И постепенно я выучу все слова нежности, какие только есть в ее языке.
Наверное, надо лечь и попытаться уснуть, иначе завтра я буду совсем развалиной, и ты увидишь, какой я дряхлый и немощный. Сейчас мне не верится в это, потому что влитые тобой силы все еще бушуют во мне, и я готов сделать что-нибудь невероятное — выйти на бой с Драконом, не имея даже простенького меча, унести тебя на край света и взлететь, оттолкнувшись от этого края. Я пришел в твою землю, ведомый какой-то божественной силой. Ты спросила, почему я выбрал этот город… Разве можно объяснить это, моя глупышка? Видимо, меня посетило прозрение, и я понял, что на свете не осталось других городов, кроме одного крошечного пятнышка на карте. Я даже не слышал его имени до тех пор, пока ты не позвала меня.
Я произнес слово "судьба", и ты засмеялась. Ты не поверила мне. Но как иначе можно назвать и внезапную гибель Джейн, и все, что случилось позже и сделало меня таким, каков я есть сейчас, чтобы ты могла довериться мне? Судьба. Она испытывала меня сорок семь лет и наконец решила, что я достоин награды.
Больше я ничего не попрошу, клянусь! Даже того, чтобы ты осталась со мной. Ведь я знаю, что этого все равно не произойдет, сколько бы я не молился. И не потому, что я на самом деле плохой католик, но потому, что ты слишком великолепна для меня. Как звезда, которую можно открыть и даже дать ей имя, но от этого она не станет ближе ни на милю.
Моя русская звездочка, сейчас я лягу рядом с тобой и поцелую россыпь родинок на твоей щеке, чтобы прогнать то опасное, что вновь настигает тебя. И ты снова потрешься о меня носом, и какое-нибудь слово прорвется наружу из недоступного мира твоих снов. И мы уснем…
Ночь я провела беспокойно, потому что уже отвыкла делить с кем-либо постель. Мне не снилось никаких историй, но все же сны были яркими: цветные пятна, сочные, как на полотнах моего любимого сумасшедшего Ван Гога, наплывали друг на друга, то сливаясь, то отталкиваясь, словно весенние льдины. И в этом причудливом зрелище было что-то зловещее…
— Ты стонала во сне, — сказал Пол, когда я открыла глаза. — Я хотел будить, потом поцеловал тебя, и ты… стала спать тихо.
