Заметив, что птицы питаются планктоном, крилем и мелкими анчоусами, островитяне решили, что птичий жир скорее всего напоминает тюлений, потому что тюлени в основном придерживались той же диеты. Островитяне поймали несколько птиц и в старых железных жаровнях стали топить жир.
Большую часть жизни эта птица проводит в море и вполне приспособлена к этому. На берегу она становится неуклюжей и не может подняться в воздух с ровного места. Ей необходимо взобраться на крутой склон или уступ, чтобы взлететь. Она парит, используя восходящие потоки воздуха.
Островитяне, зная об этой особенности птиц, построили на суше ограды из коры и вырыли ямы, куда загоняли пленниц. Там их душили, ощипывали, а перья продавали (они шли на перины и подушки).
Даже в наше время ежегодно они продают сотни фунтов перьев. От моего спального мешка слегка попахивало жиром, и я поняла каким только тогда, когда впервые почувствовала запах гнезда. Оно было выложено перьями «овечьей птицы». С давних времен островитяне уже умели избавляться от запаха перьев. Перед тем как убить птицу, они морили ее голодом. В таком случае перья запаха не имели. Само собой разумеется, что теперь этот жестокий метод запрещен.
Обратив свое пристальное внимание на этих птиц, островитяне решили их попробовать на вкус. Сначала они отведали мяса взрослых птиц. Оно напоминало старую баранину, поэтому стрейтсмены назвали птицу «овечьей». Полакомившись мясом молодой птицы, они убедились, что оно не похоже ни на рыбу, ни на птицу. Привкус у него был необычный.
Охота на птиц стала основным промыслом островитян и в течение многих лет оставалась единственным источником их дохода. Даже в наши дни, когда наступает сезон охоты, все возбуждены. Выезд на «птичьи острова», риск, которому подвергались во время охоты предки островитян (ведь они не были скотоводами или фермерами, а были лишь примитивными охотниками), будоражит воображение.
Судно Джима Робинсона стояло под погрузкой на пристани Кейп-Баррена, принимая на борт охотников, собаку, котенка, башмаки, миски, сковородки, котелки, чайники, детскую игрушечную машинку, тюки со спальными принадлежностями, вязанки дров. С самого утра бесконечным потоком шли груженые подводы. Быстрый мягкий островной говор становился все более отрывочным и превратился в звуковую стенографию. Порой он звучал словно какой-то неведомый язык.
Ожидая своей очереди, островитяне жевали листья ксанторреи, сосали сладкий красный сок пигфейса (Муsembryanthemum), ели желуди.
