Изумленный, он смотрел на меня, как на привидение.
– Как вы попали сюда? Зачем? – пробормотал он брезгливо.
– Молчите и слушайте, – сказал я: – это будет наш последний разговор.
– Нам, сударь, не о чем разговаривать с вами, – молвил сухо князь.
– Нет, есть о чем, – возразил я, чувствуя, что пол колеблется у меня под ногами. – Я пришел сказать вам, князь, что вы поступаете бесчестно. Мои родители, конечно, не разрешат теперь сестре моей выйти за вас замуж, но вы обязаны сделать ей официальное предложение. И вы это сделаете, князь…
– Сие невозможно, – сказал он, опустив глаза. – Я только что сделал предложение графине Вотчиной…
– А! – простонал я, схватившись за голову. – В таком случае я завтра пришлю к вам моего посредника. Мы будем драться.
– Мальчишка! – крикнул князь, ударив чубуком по столу. – Ты думаешь, что князю Гудалову пристойно выйти на поединок с каким-то Груздевым, да еще несовершеннолетним! Тебя, дружок, высечь можно…
– Негодяй! – завопил я, бросаясь на него.
Но между нами был стол. Князь уже неистово звонил в колокольчик, и два дюжих лакея торчали на пороге.
– Кто пустил сюда мальчугана? – кричал князь. – Гоните его вон…
Лакеи схватили меня за плечи и потащили через амфиладу комнат. В передней накинули на меня шинель, нахлобучили на глаза шапку и, дав тумака, выбросили с крыльца прямо в снег. Вокруг меня выла метель. Все потонуло в снежной мгле. Я с трудом поднялся из сугроба и поплелся домой, мечтая о возмездии. О, я запомнил этот день. Это было в пятницу, 27 ноября 1825 года.
Утром на другой день, по обычаю, все наше семейство собралось вокруг кипящего самовара. У Машеньки было утомленное и заплаканное лицо: должно быть, она, бедная, не спала всю ночь. Что до меня, то, проходя мимо зеркала, увидел я здоровенного краснощекого малого. Ночью я спал, как убитый, и вчерашнее происшествие, оказывается, не повлияло на мое здоровье. Однако гнев и страсть во мне кипели, и я не оставил своего решения отомстить князю.
Батюшка пил чай, курил трубку, а сам, хмурясь, поглядывал на сестру. В это время наша Елисавета подала батюшке «Северную Пчелу». Отец привычным и ленивым жестом развернул газету, но вдруг трубка выпала у него из рук, и он, ударив кулаком по столу, закричал:
– Не верю! Не верю!.. Однако же не смею не верить…
– Что с тобою, отец? – залепетала матушка, заранее готовая к испугу и горю.
Батюшка встал и, запахнув левою рукою полу халата, стал читать торжественно:
