Турецкие каникулы. Впечатление
Вид с балкона (при четырех освещениях)
Слева и справа.
Горы умело расставлены планами, горбами позади горбов. Ближние – зеленые и выпуклые.
Далее все более плоские и голубые.
До самых далеких, вырезанных из мутного серого картона.
Плоеная синева моря.
Занавесь балконной двери замирает, обвиснув.
Потяжелев в красноватых вечерних лучах.
Пропитавшись вязким соком заката.
Вот и дальний петух сзывает кур к вечернему намазу.
Вой муэдзинов мешается с воплями дискотеки.
Над морем плавает подтаявшая с нижнего края, водянистая, забытая кем-то в небе луна.
Мачты, веревки, раздуваемые ветром флажки.
Скользкие доски серфингов.
Беременные воздухом паруса с большими синими номерами.
Все колеблется, и трепещет, и отражается радостными изломанными полосами в серо-голубой воде.
Стайка воробьев сопровождает продавца кукурузы, колесящего целый день вдоль пляжей со своей металлической тележкой.
«Маис! Маис!..»
Белые поплавки яхт по всей лагуне.
Влюбленная парочка целуется в углу бассейна.
Остальные купальщики далеко огибают тот край.
Чтобы не нарушать их уединенья.
Громадные английские девицы шумно бросаются в воду.
Но и они.
Бритоголовый соотечественник в золотых цепях
валяется в шезлонге
с «Историей мошенничества в России».
Освежая в памяти теорию, вероятно.
На мраморном бортике отстегнутая дамская нога.
В чулке и спортивной туфле.
Триумф французского импрессионизма
Совершенно сезанновский, как бы выписанный зеленовато-коричневыми квадратными мазками, пейзаж по дороге в Эфес.
Каменные ломти гор.
И чтобы не осталось сомнений, вверху на неприступной глыбе намалевана белой краской реклама «Рено».
Развалины.
В амфитеатре та же пьеса.
Цикады. Хор.
Как потрудился над ним Господь!
Каждая песчинка – произведение ювелирного искусства: крошечное белое, прозрачное, коричневое или розовое овальное зернышко.
Так и вижу Творца с черной лупой в нахмуренном глазу.
С пинцетом в терпеливой руке.
Воняя дизелем, наша триера ползла вдоль пиратских гаваней и затонувших греческих городов.
Турок-капитан, разложив на штурвале газету, время от времени отрывал глаза от репортажа о вчерашнем футболе и подправлял курс.
Пенелопа могла быть спокойна и чесать языком с соседками.
Ровно в 17.30 он обмотает негнущийся канат вокруг причальной тумбы, соберет с пассажиров положенную мзду и отправится домой обедать.
