Привилегированные люди Орды имели сюда специальные пропуска и наведывались вечерами – изредка, не злоупотребляя.
В основном же чудесный этот бар с громадной, в целый квартал, обитой кожей стойкой пустовал. Как и вся гостиница.
Привезший меня громадных размеров казах уведомил, что приходится прямым потомком Чингизхана.
По случаю сельского праздника в чахлом скверике собралось человек десять на деревянных скамейках.
Золотозубая народная певица с маленькими злыми глазами тянула песню, бесконечную, как дорога в степи.
Вдоль главной улицы шеренгой инвалидов на деревяшках выстроились газетные щиты.
Вбок от шоссе, в зеленой раковине аллеи, мелькнули, отразив кусочек голубого неба, прозрачные двери партийного особнячка, вроде входа в Зазеркалье.
Пыльная девочка, спрошенная о дороге, замахала руками сразу во все стороны.
Дымные изгороди, домишки в линялой побелке, пустыри.
Тайный ночной намаз в доме местного кагебешника, оказавшегося моему провожатому младшей родней.
Выпив, хозяин дома хватается за домбру: «Слава Аллаху, я теперь майор!»
Стокилограммовый опухший казах кивает в такт струнам тяжелой головой с опущенными веками, как пьяный Будда.
На полу под окном борется со сном сынишка хозяина в большой папахе.
Подперев рукой голову, он слушает взрослых, вряд ли понимая русскую речь, и шевелит грязными пальцами маленьких босых ног.
Двойной потрет на фоне собора
зеленовато подсвеченный
Кёльнский собор вздымался среди воздушных пузырьков
в ночное небо
вроде аквариумного замка
возле
я увидел себя и Рейна
двух рыбок
стоящих рядом на хвостах:
одну большую и жирную медленно шевелящую плавниками
другую тощую с острым клювом
в очках
Я посетил тебя вновь – в час заката.
Археология развалин незаметно переходила в жилье.
Повсюду появились роскошные вина, зато исчез сыр.
Тщедушный человечек в сморщенном пиджаке оказывался могущественным теневиком.
Всякий встречный с третьего слова принимался говорить о долларах.
В квартирах чуть потускнела позолота.
Все вздорожало, включая похороны – теперь перевозка покойника обходилась три рубля за километр.
Аэрофлотовская кассирша в своем бюро вела беседу разом с тремя посетителями, что-то мурлыкала в телефон, рылась в розовой куче десятирублевок, пробовала и швыряла шариковые ручки и вдруг запела низким приятным голосом.
Ближе к вечеру толпа на главном проспекте стала гуще и беззаботней.
Женщина в драгоценных шелковых лохмотьях вышла из автомобиля и направилась к стеклянному входу в ресторан.
