Когда Мария вышла из беседки, в руке у нее был букет роз, а несколько роз было вплетено в распущенные волосы. Муций нес целую охапку их и, поднимая ее к жгуче-пылающему солнцу, воскликнул:
– Жги сильней, Гелиос, пусть рассыплются они в пепел прежде, чем я донесу их до комнаты.
Мария же, смеясь, прятала свои розы за пазуху, приговаривая:
– Цветите в тени, в нежном тепле моих грудей, дышите долго-долго свежестью и ароматом!
Так, дразня шутливо друг друга, они вошли в дом, Мария привела в порядок всклокоченные, точно бурей, волосы, оправила на себе смятую тунику, сдвинула на место сползшее набок жемчужное ожерелье, подвязала к поясу мешочек с благовонием для Марфы и, подставив Муцию, перед тем как сесть, губы для поцелуя, скрылась внутри лектики.
Кругом было пусто, точно весь город обезлюдел. Пылающий шар стоящего в зените солнца дышал зноем, все пряталось и искало тени. Мария плотно задвинула занавеси, которые, казалось, горели пурпурным пламенем, и, чувствуя, как страшно, должно быть, жарко этим черным несущим ее ливийцам и этому проводнику с мечом, решила про себя, что щедро их вознаградит.
Они быстро миновали Офель. Вдруг, когда они повернули в узкий переулок, послышался откуда-то протяжный свист, и из разных переулков сбежалась толпа людей с несколькими фарисеями и рыжеволосым каменщиком во главе.
Проводник вырвал меч из ножен, но, получив удар дубиной по голове, упал без чувств, ливийцы разбежались под угрозами нападающих, лектика перевернулась, и теряющую от испуга сознание Марию подхватили под мышки чьи-то сильные руки и кто-то грубо сдернул вуаль с ее лица.
– Блудница! – оглушили ее грозные возгласы.
Она чувствовала, что ее куда-то тащат, слышала ужасный вой все увеличивающейся толпы, мимо ушей начали свистать бросаемые прямо в нее камни. Почти без чувств от испуга, она очутилась на площади, которая, за минуту перед тем пустая, закипела сбегающейся отовсюду толпой народа. Над площадью возвышался величественный, сверкающий, как снежная гора, храм, а на последней ступени искрящейся мраморной лестницы виден был одиноко сидевший мужчина с расчесанными на обе стороны золотисто-желтыми волосами, свернутыми в локоны, концы которых сияли, точно яркие огоньки. Он был одет в длинное, спускавшееся мягкими складками одеяние; свернутый темно-коричневый плащ лежал в стороне.
Это был Иисус.
Услышав шум, он поднял глаза и, увидев издали бахрому и красные каймы фарисеев, догадался, что они бегут с какой-нибудь новой, придуманной против него западней. Он сурово нахмурился и, стараясь казаться равнодушным, наклонился и стал чертить пальцем на песке какие-то зигзаги. Когда первый ряд с Марией посредине остановился прямо перед ним, общий крик вдруг смолк, и стало кругом необыкновенно тихо.
