— Я не совсем понимаю их. Я говорю с женщинами на языке туркана, но они отвечают на каком-то другом, близком языке. До сих пор все было ясно, но сейчас они меня совсем запутали. Я только понял, что никто, кроме местных жителей, не найдет к ним дорогу.
Как и повсюду в экваториальных широтах, сумерки сгущались необычайно быстро, так что не оставалось ничего другого, как принять предложение. Две женщины отправились за корзинами, брошенными от страха в зарослях. Третья, идя впереди машины, примерно через час, уже при свете фар, вывела нас к берегу заросшей густой осокой старицы. У самой воды стояло несколько пальм-дум — единственных в мире пальм, имеющих ветвистый ствол. Не сбавляя шагу, женщина начала взбираться на наклонившийся над водой ствол.
Через мгновение она исчезла в темноте, и вскоре откуда-то сверху о брезентовую крышу машины ударился калабаш, из неплотно закрытого горлышка которого по ветровому стеклу потекло молоко. За калабашем последовали сплетенное из пальмового волокна блюдо, плоды папайи, алюминиевая кастрюля. Направленный вверх луч фонаря осветил на фоне неба тростниковый шалаш — нечто вроде огромного птичьего гнезда, устроенного в развилке ствола. Конечно, скачущим по пустыне на верблюдах воинам-мурле нелегко было бы заметить это потайное жилище, замаскированное широкими листьями.
Пока Питер разводил костер, а я открывал консервные банки к ужину, женщины плескались в старице. Но как только языки пламени осветили нашу стоянку, они вылезли из воды и принялись разбирать содержимое своих корзин. Помимо толстых зеленых корневищ, которые наши спутницы клали подрумяниться на уголья, а затем отправляли в рот, среди собранного ими за день «урожая» были виденные нами днем красноватые стручки. Женщины называли их рокю. Они объяснили, что из мясистой сочной оболочки семян, прячущихся в стручках, мерилле приготовляют напиток, пользующийся спросом среди населения приозерных районов. Сейчас, в период созревания стручков, заготавливается «концентрат» сока; в течение года его по мере надобности разбавляют водой, а напиток обменивают на зерно или мясо. Смеясь, одна из женщин плеснула в крышку калабаша воды и, выдавив туда содержимое стручка, протянула мне. Напиток оказался кислым и, наверное, неплохо утолял жажду.
Нашу еду женщины пробовать наотрез отказались. Постоянно полуголодные в этих суровых местах представители большинства нилотских и кушитских племен тем не менее проявляют удивительную консервативность к новой пище. Не раз, останавливая посреди пустыни машину в ответ на просьбу измученных голодом людей дать им поесть, мы встречались с отказом отведать незнакомые консервированные мясные продукты, в то время как хлеб и кукуруза принимались с благодарностью.
