Черный феникс. Африканское сафари | страница 20



— Орбелиани, — напомнил я, — Мария Ксаверьевна.

— Так, так, Орбелиани, — теперь уже с нескрываемым интересом посмотрел на меня старый ученый. — Тогда по ее просьбе и здесь, и в Аддис-Абебе я наводил кое-какие справки. Но почти безрезультатно… Напал на какой-то, как мне говорили, «русский след», но так его и не распутал. Потом началась война, было не до того. В последние годы, когда мое имя вновь появилось в печати в связи с «экспедицией Омо», мадам Орбелиани снова повторила свою просьбу. Писала она из Канады… Все это начинает меня интриговать.

К. Арамбур занялся трубкой. Потом, вдруг хлопнув себя ладонями по коленям, с неожиданной для его возраста проворностью вскочил с шезлонга.

— В нашем распоряжении еще сорок минут, пока не скрылось солнце. Летим к «Лендроверу»! Мне не терпится узнать, что там, в ваших записях. И подальше от «ча-ча-ча». Рассказ о русском, опередившем меня на Омо, я хочу выслушать в «русском лагере».

Француз-вертолетчик, уже познакомившийся с американскими студентками и опустошивший не одну банку пива, был отнюдь не в восторге от перспективы провести ночь в нашей компании. Однако посадить вертолет в непосредственной близости от местонахождения Питера ему все-таки удалось.

Никаких происшествий в «русском лагере» не произошло, мужчины из селения мерилле так и не показывались. Но, как уверял многоопытный Питер (того же мнения придерживались оба француза), через пару дней «тарелки» должны были окончательно высохнуть, что позволит нам вновь тронуться в путь на машине.

Не теряя времени даром, Питер в наше отсутствие добыл в тростниковых зарослях, окружающих старицу, молодого самца антилопы-топи и теперь гостеприимно приглашал нас на шашлык. Вертолетчик, не забывший прихватить с собой пузатую бутылку божоле, несколько воспрянул духом.

Мне не надо было особенно собираться с мыслями для рассказа о А. К. Булатовиче. Задолго готовясь к этой поездке в долину Омо, еще находясь в отпуске в Москве, я навестил ныне покойного советского африканиста Исидора Саввича Кацнельсона. У этого ученого было свое научное «хобби»: русские путешественники по Эфиопии. Именно благодаря его исследованиям уже в наши дни, с опозданием на три четверти столетия, удалось по достоинству оценить вклад наших соотечественников в дело изучения Африки.

Воздав должное кулинарным способностям Питера и пожурив вертолетчика за то, что он не прихватил больше вина, Арамбур постучал кулаком по «Лендроверу», где я возился с записями.