Он немедленно вытащил какую-то бумажку, чиркнул в ней что-то, приложил печать, которая оказалась у него в кармане, и, к великому моему удовольствию, вернул мне мой паспорт вместе с бумажкой, орошая все это слезами – просто потоп какой-то. В бумажке было только одно слово: «Зарегистрирован».
– Ну? – спросил он меня, всхлипнув в последний раз, после чего глаза его сейчас же высохли.
– Что? – сказал я.
– Как вам у нас?
– Послушайте, – сказал я осторожненько, – не подскажите ли, когда следующий поезд? Мне надо в Грушино.
– Нет ничего легче, друг мой, – сказал Поликарп Авдеич, беря меня под руку и поворачивая к входу на станцию, – надо всего лишь посмотреть в расписание.
С тем мы и вошли в здание.
– Вот оно! – он ткнул в большой плакат с видимым удовольствием. На нем было написано «Расписание движения поездов». Под этой надписью было совершенно пустое поле. Ничего там не было.
– Это расписание? – осторожно спросил я.
– Оно самое! – отважно ответил Поликарп Авдеич, все еще любуясь пустотой.
– Но в нем же ничего нет. Ни одной строчки. Ни единой!
– А если нет ничего, но очень хочется, следует помолиться. Вон и иконка у нас имеется. В углу.
В углу станции действительно стоял столик со скатертью, над ней висела икона, а под ней горела лампадка.
– Господи помилуй! Господи помилуй! Господи помилуй! – протяжно пропел Поликарп Авдеич, закрыв глаза. Потом он открыл левый глаз и зыркнул им из стороны в сторону.
– Ну как? Не появилось расписание?
– Нет.
– Ну что ты будешь делать! – тут он открыл правый глаз.
В этот момент я заметил, что на станцию зашел милиционер.
Видите ли, до этого момента все вокруг было пустынно – ни одной живой души, серость да туман – живой и липкий, и вот из тумана появился милиционер.
Я не помню, чтоб я когда-либо раньше так радовался появлению отечественной милиции.
– Милиция! – вскричал я в совершенном восторге. – Товарищ милиционер! – после этого я побежал, я просто бросился к нему.
Милиционер был толст, сонлив, и на носу у него росла большая бородавка. Но более всего меня поразили его пуговицы, пуговицы его мундира – крупные, как сливы. Они висели и, казалось, понимали, что висят не просто так, но от усердия.
– Я не товарищ! – сказал он.
– Ну, это все равно! Господин милиционер! – захлебывался я от восторга.
– И не господин. Я – городовой.
– Кто? – я почти не удивился.
– Городовой. Служу этому городу. Городовой. Вой, городо…
– Это очень хорошо! – необычность этого высказывания стража порядка меня почти не взволновала. – Я сошел на вашей станции случайно. И теперь мне надо попасть в Грушино, а тут нет даже расписания движения поездов.
