– Но ведь там же есть люди! – не сдавался я, – Я же ехал к конкретным людям!
– А при чем здесь, голубчик, люди? – тут Ольга Львовна рассмеялась тем счастливым детским смехом, каким смеется ребенок, пощекочи ему животик. – Бюджет имеет отношение к видимости, а не к наружности! Видимость – это когда вы только видите деньги, перед тем когда они исчезнут уже навсегда. А наружность – это то, в существовании чего, чаще всего, не бывает уже никакой нужды. Или я не права, Григорий Гаврилович? – обратилась она за помощью к моему сопровождающему. Тот понимающе кивнул и снова закрыл глаза.
– Уф! – сказала Ольга Львовна, оставляя в покое таблицы. – Даже устала. Притомилась я от такой работы. Не спеть ли нам? «Я на тропке горной притомилась. Прикорнула я под сенью дуба. А когда средь ночи пробудилась. Крепко обнимал меня любимый», – запела она немедленно, томно глянув на изнывающего совершеннейшим идолом Григория Гавриловича, который и без того смешно глазками вертел.
«На заре ты ее не буди, – вдруг не выдержал он и запел, – на заре она сладко так спит. Утро дышит у ней на груди. Ярко пышет на ямках ланит».
Уставившись друг в друга, они все пели и пели, переходили от одной песни к другой, о любви пели, о России, о Родине, о городе любимом, что может спать спокойно, и видеть сны, о чувствах, о прекрасном, о диком, о свободолюбивом, о необузданном, о строптивом, о страстном, но наконец иссякли. Григорий Гаврилович даже поперхнулся и проглотил слюну. Ольга Львовна не поперхнулась, но, кажется, тоже что-то проглотила. Что-то мимолетное.
– Однако как же нам поступить? – спросил Григорий Гаврилович, охолодясь. – Тут Домна Мотовна нас к судам отправляла, а по дороге велела еще и к медицине заглянуть, окромя вас, разумеется.
– Непременно надо заглянуть к медицине, – сейчас же оживилась Ольга Львовна. – Узнать, все ли в порядке со здоровьем, никогда не рано! А вдруг откроются новые обстоятельства, не больно-то мудрящие?
– Обстоятельства чего? – не удержался я.
– Обстоятельство того, как у вас возникло желание найти Грушино! Ведь до того у вас не возникало такого желания?
– Желания? – промямлил я.
– Ну да! Желание нами движет. Желание нами правит. Желание нас влечет. Оно одно определяет и нас и наше естество. Я всегда говорю: правильно формируйте свое желание, и вы будете услышаны.
– Услышаны где? – не удержался я.
– Услышаны там! – подняла она палец вверх. – Там и только там! И уморены не будете.
