– Просто хотела свернуться клубочком на диване и почитать, – пояснила Лидия.
– И правильно, дорогая. С вас семьдесят долларов двадцать пять центов. Уверены, что вам нужны все? Поверьте, в них одни и те же истории.
Лидия заплатила и вышла. По другой стороне улицы шагал Карсон. Если он увидит ее, остановится? И увидит ли он ее?
Сердце гулко колотилось. Какая жалость! Сейчас она сядет в машину и поедет домой.
Но не успела она оглянуться, как Руфус метнулся через дорогу.
Карсон поднял его и получил за это поцелуй в нос.
– У меня есть кое-что принадлежащее тебе, – сказал он, перейдя улицу.
– Спасибо, – вздохнула Лидия. – Он влюблен в тебя.
– Знаю. Просто думал, что и ты тоже.
– Может, так и есть, – пробормотала она.
– Кто-нибудь говорил, что у тебя самые поразительные в мире глаза?
Карсон поставил Руфуса у ее ног.
– Это один вопрос, на который я уже знаю ответ.
Он потер затылок. Лидии вдруг захотелось, чтобы он сделал то же самое и с ней.
– Думаю, я слишком близко к сердцу принял случившееся сегодня утром. Прости.
Сегодня утром она отвратительно вела себя с ним, а теперь он перед ней извиняется.
– Это я во всем виновата, – выдавила она. – Не успела я все это выговорить, как мне захотелось взять свои слова обратно.
– Мы могли бы обсудить это, если бы я не стал в позу, как Железный Джон [4] . Как много у тебя журналов! Я думал, ты их не любишь!
Лидия рассеянно взглянула на пачку, лежавшую на сгибе локтя.
– Я подумываю о новой прическе. Решила посмотреть, может, возникнут какие-то идеи.
Карсон осторожно погладил ее по волосам:
– Правда? Мне казалось, что эта тебе очень идет.
Он неожиданно притянул ее к себе, и она положила голову ему на плечо.
Проблема была не в том, что он задавал ей вопросы.
Проблема заключалась в том, что ей хотелось на них отвечать…
...
31 января 1998 года
Вот вам головоломка: мои дни сочтены. Я тороплю время: скорее бы. Но они тянутся как бесконечная резина. Мне снова хочется увидеть ее. Много раз я подумывал поехать туда, но считаю, что это неправильно. Я руководствуюсь своими нуждами и желаниями. Не ее.
Что мне следовало бы делать – так это начать работу. Но при мысли об этом мне становится так тоскливо… И что потеряет мир без моих назидательных разглагольствований на тему уловок и хитростей дипломатии? Помню, когда я впервые стал читать лекции, ближе к концу семинара какой-то аспирант поднял руку:
– В чем смысл истории, по-вашему? Я имею в виду, лично с вашей точки зрения. Мы учимся на ошибках прошлого, чтобы больше никогда их не повторять?
