– Если кто-нибудь узнает об этом, – говорил он мне, – они пойдут в полицию, и тебя посадят в тюрьму.
Я верил ему, потому что один из людей, приходивших ко мне в подвал, сказал мне, что он – полицейский, и у меня не было причин сомневаться в правдивости этого утверждения. Этот полицейский позаботился о том, чтобы я узнал, что он посадил уже множество таких же маленьких мальчиков, как я, и он всегда использовал со мной свои стальные наручники. Наверное, это прибавляло остроты ощущениям.
– Если ты когда-нибудь придешь к моим друзьям в полицейском участке и расскажешь о том, что тут происходит, – предупредил он меня, – я узнаю об этом, вернусь сюда и убью тебя. Ты понял?
Я всегда кивал с опущенным взглядом, так как не хотел, чтобы они подумали, будто я бросаю им вызов или слишком осмелел. У меня не было причин сомневаться, что все эти мужчины захотят меня убить, если почувствуют, что это необходимо для их защиты. Может быть, им это даже понравится. Но мне все равно никогда не приходило в голову рассказать кому-то. Со мной их секреты были в безопасности. После всего того, что произошло со мной за последние несколько лет, я сомневался, что кто-нибудь поверит, или поможет мне, или сделает мою жизнь хоть в чем-то более сносной. Если даже полицейские вытворяли такие вещи с детьми, к кому мне оставалось обратиться? К тому же, я не мог понять, почему они думали, что я могу хоть что-нибудь кому-то рассказать, ведь я все еще не мог ни говорить, ни писать. Моя ситуация была абсолютно безнадежной. Из-за своего молчания я был полностью отрезан от окружающего мира.
Наверное, как раз на этом этапе мать поняла, что может заработать приличную сумму денег на тех услугах, которые меня заставляли предоставлять друзьям Амани. Она начала злорадствовать во время моих избиений, говоря, что собирается заработать на мне кучу денег, но я тогда не понимал, что она имеет в виду. Я думал, что это как-то связано с винтиками и шариками в ее голове, о которых говорил Уолли; может быть, они отвечали за ее воображение. Как мог маленький мальчик вроде меня принести ей кучу денег, особенно учитывая то, что я не выходил из дома никуда, кроме школы?
Постепенно до меня дошло, что посетители нашего дома, такие как дядя Дуглас, должны были платить ей за возможность делать со мной, что они хотят. Хотя я всегда делал такие вещи для членов семьи бесплатно, мне все равно стало интересно, может ли это приносить какую-то пользу, несмотря на то что причиняло боль и я ненавидел это делать. Может, мама будет больше меня любить, если мне удастся заработать для нее немного денег? Если у меня будет хорошо получаться, рассуждал я, возможно, она даже позволит мне регулярно питаться и спать в теплой комнате, чтобы я был в хорошей форме и здоров и дольше смог бы работать для нее.
