Поднявшись со скамейки, Андрэ через пункт обмена валюты побрел по пустынным в этот час подземным лабиринтам Варшавского вокзала к ночному магазину. В небольшом помещении, до потолка заставленном бутылками с алкоголем, он обратился к скучающему на стуле у прилавка продавцу:
– Бутылку «Крупника» и пачку «Мальборо».
Не поднимаясь со стула, тот выдал необходимое и, равнодушно посмотрев на Андрэ, спросил:
– Пан, наверное, из Германии?
– Нет, из Беларуси.
– А-а-а… Тогда ладно, – загадочно произнес продавец.
– Что ладно?
– Если б пан был из Германии, я бы посоветовал ему не бродить этой порою в таком наряде в районе вокзала.
Поблагодарив за совет, Андрэ теми же пустынными лабиринтами отправился обратно. Возвращаться на лавку не хотелось, поэтому он вышел на улицу перекурить. Брат-близнец снова возник перед ним, правда, без украшавшей его вечером пышной подсветки. Теперь он нависал над вокзалом мрачным готическим собором, с контрфорсов и пинаклей которого на Андрэ угрюмо взирали единороги, грифоны, аспиды, василиски сталинского ампира.
Воздух, веющий с родины, к ночи заметно похолодал. Он по-прежнему был легок и свеж, но с каждым вдохом Андрэ ощущал, как маленькие колючие льдинки проникали в его легкие. Откупорив бутылку, он сделал глоток. Сладкий, обжигающий мед потек по жилам, растапливая небольшие ледяные торосы, которые успели осесть в его организме за последние несколько часов.
«Перед Яцеком стыдно. Конец дружбе. Хотя нет! Думаю, он позлится-позлится, но простит. Сам экспрессионист. Знает, что художнику надо иногда высказаться.
Яцек – человечище! Сколько вместе «Крупника» выпито. Помню в Щецине, утро, рано еще, только рассвело, а мы из ночника вышли, сели на лавочку под магнолиями. Ах! Как тогда магнолии цвели! Весна! А он о чем-то рыдает мне в жилетку. Вот такущие слезы, как яблоки, из глаз катятся! Ах, как хорошо было! А бабы эти – черт с ними! Ни хрена они ни из какого болота вытаскивать меня не собирались! Нужен я им! У них свои дебеты с кредитами, в которые мы не попадаем!»
– Пшепрашам бардзо, може пан дать пятьдесят грошей на гарбату? А то зимно совсем!
Андрэ хотел по привычке отправить попрошайку куда подальше, но, помедлив, ответил:
– Денег нет, а пятьдесят грамм могу налить! Но только в твой стакан! А то знаю! Подцепишь тут от вас какой-нибудь сифилис!
Нищий тут же вытащил из кармана пластиковый стаканчик и, судя по всему, уже собирался ненадолго задержаться. Но Андрэ, взглянув на башню, часы на которой показывали четыре шестнадцать, с грустью промолвил:
