Ему казалось, нескольких правдивых фраз должны всё объяснить ей.
В ту ночь радость дня не отдавала тоской, как это было обычно. Иван засыпал с миром в душе – как будто жизнь его обняли и разом сняли всю маяту.
Он проснулся перед рассветом, разбуженный сильным шорохом, идущим со стороны улицы. Споткнувшись о стул, Иван пробрался к окну, дёрнул створку, и обомлел – город таял. Как, бывает, тайком от детей разбирают ёлку, так Москва втихомолку, ночью, снимала с себя снег. Ничто не спало – всюду шуршало, постукивало, облака источали реденький дождь. Пахло водой и гнилью, как будто гигантское илистое озеро проступило из-под земли.
Величина и тайна происходящего не отпустила Ивана досыпать ночь. Он вдыхал и слушал. Ему нравилось, что это большое дело творится вовсе без участия человека. Никто из людей не знал загодя, что это произойдёт сегодня, и не мог повлиять на сроки. Это только солью посыпать снег на дороге человеку по силам.
С трудом усмиряя восторг, он поймал две строчки, и ещё две. И ещё восемь!
* * *
С приходом весны сами собой рассосались зимние умиротворяющие занятия – «гитара и вышивание». Вообще, в жизни не осталось ничего зимнего – дома не было прежнего уюта. Весна, как солёное море, выталкивала наружу. Снег стаял. Во дворе на детской площадке узнала большую воду деревянная лодка-песочница. У дворовых собак вымокли шкуры.
Из вопросов, намеченных к разрешению, дальше всего удалось продвинуться в направлении отца. За март Иван позвонил ему четырежды, а мог бы и больше. Предлог, выдуманный им, был многоразового использования: он консультировался с отцом по поводу дачного ремонта. Через кого из партнёров будет лучше купить материалы? Сойдёт ли родная звукоизоляция за утеплитель? Кого нанимать? Когда начинать? Где бурить скважину?
Отец отвечал терпеливо, но вопросы сына не иссякали. Наконец он взорвался. «Раз ничего не соображаешь, так и не берись!»
Остальные дела продвигались к решению сами собой, без какой бы то ни было инициативы с его стороны.
Как-то раз, дождливым вечером возвращаясь домой, Иван увидел в песочнице Макса. Тот был обут в резиновые сапоги и лопатой сокрушал жидкий лёд, надеясь прорыть канал.
Оля сидела поблизости, на качелях. Волосы её из рыжего снова были перекрашены в мирный цвет и завиты. На коленях лежали розы. Иван подошёл поздороваться, и был удивлён тем, как явно возражало её лицо цветам и кудрям.
– Ну, как дела у вас? – спросил он, подсаживаясь к ней на длинную доску качелей.
