Иван сел к столу и оглядел холодное Костино обиталище. На голом столе стояла сахарница и пять чашек в чешуе засохшего кофе. На подоконнике – два погибших цветка в горшках. Невозможно было определить по останкам, кем именно они являлись при жизни. «Надо Бэлке сказать, чтобы приезжала, – думал он. – Скажу ей…» А вслух произнёс:
– У тебя тут чёрт знает что! Разве так живут!
– А я и не живу! – сказал Костя, кашляя в шарф. – Я здесь сплю.
И, неожиданно сменив гнев на милость, сел напротив Ивана – доложить обстановку. Костины дела были плохи. От влюблённости у него дрожали руки, он искурился до белизны и благословлял свой бронхит, полагая, что с кашлем из сердца выходит избыток страдания.
– Больше не виделись? – спросил Иван.
– Как же не виделись! Виделись! – улыбнулся Костя. – Виделись – ещё как! Я выбрал правильный момент, пошёл к Фолькеру и сказал, что они маются дурью. В общем, уволился по собственному желанию.
– И что Маша?
– Сказала, что я блефую и фиглярствую. Но это ничего не значит. Понимаешь, – произнёс он, переходя на полушёпот, – Машка устала. Я чувствую, мне бы надо её спасти – вернуть туда, откуда мы её украли. К бабушке… И ещё мне дико жалко Фолькера, – продолжал он, помолчав. – Что я его так из-за Машки пнул. Правда, мне плакать о нём хочется! Ты бы знал – что за человек! У него дел – целая планета, а он со мной возится… Он ещё вертолёт водить умеет! И у него дуэль на скалах была – я тебе рассказывал, помнишь?
– Раз сто, – кивнул Иван.
– Он там дрался с одним придурком, – не слыша, продолжал Костя. – Понимаешь, за правду…
– А придурок за что дрался? Или он так полез – шею свернуть?
– Ну не знаю! Вспетушился – и полез. А Фолькер шёл за людей. Тебе это дико, потому, что ты живёшь на бульончике. А Фолькер – это Фолькер. И Машка этого не может не понимать. Фолькер – главное очко в Женькину пользу. Он для Машки гарант живой жизни – понимаешь? Чей катер? Чьи сайты? Чьи полёты-самолёты?
– Слушайте, вы её на конфеты что ли покупаете? – возмутился Иван. – Да ты бредишь просто – у тебя всё в кучу – и любовь, и скалы, и катера! Ложись и градусник поставь! – он расстроено помолчал и добавил. – Ты почему своей маме не звонишь? Почему себе разрешил быть свинтусом?
– Вот-вот! А в самом деле! – подхватил Костя и уставился на Ивана смеющимися больными глазами. – Почему же я не звоню? Маме, тебе, Бэлке? Интересный вопрос! Ты понимаешь, как тебе объяснить? Я в космосе – мне вас не видно! Вот ты ко мне пришёл, а у меня всюду Маша! – И Костя охлопал себя по груди и бокам.
